– Я п-понимаю, – почему-то заикаясь, произнес Антон, – что один человек может п-пропасть, ну двое, а с десятью – что может случиться?
– Все что угодно. Чем больше народа, тем проще их взять. Кто-то непременно испугается, завопит, побежит куда глаза глядят, а там и паника начнется. Напуганных людишек только успевай на вилы поддевать.
– Как на вилы? – прошептала Лиза.
– Это я фигурально.
– Чего?
– Понарошку, – пояснил сестре Федя. – Чтобы страшнее было.
– А!.. Нечестно так пугать.
– Вы сами просили страшилку, – заметил капюшон.
– Вы лучше скажите, – осторожно сформулировал вопрос Костя, – деда Мамая почему никто не трогал?
– Как его тронешь? Он же шальной. Пойдет на рыбалку с ночевкой; другие так не ходят, а ему хоть бы хны. Костерок затеплит и сидит. Подходит к нему чудище преисподнее, другой бы со страху помер, а Мамай только рад. У гостя зубы две пяди длиной, а дед ничего не видит, знай рассказывает, как щуку на жерлицу ловить. Как такого взять?
– Понятно, – значительно сказал Костя.
Понятно было всем. Ужин продолжался в тягостном молчании. Каждый старательно не замечал в ночных гостях никаких странностей. Потом издалека донесся звук выстрела.
– Это еще что? – приподнявшись, произнес Гнец.
– Наверное, отец нас ищет, – ответил Федя. – Я же не сказался, куда мы идем, нас бы никто не отпустил на ночь глядя.
– Теперь выпорют, – рассудил Сережа.
– Пусть порют. Что же мне, все лето дома сидеть?
– Сейчас лучше бы дома.
– Давай, – предложила Лиза, – скажем, что я сама сбежала, а ты меня спас.
– Лучше не врать, – возразил Федор. – Меньше достанется.
Грохнул второй выстрел.
– Надо идти. Слышишь, волнуются.
– Вот что. – Гнец встал. – Разбегаться в разные стороны среди ночи – не дело. Вместе сюда пришли, вместе и уходим. Костер вам оставляем, – повернулся он к гостям, – будете уходить – загасите. Тут в бутылке вода, а мало будет – в речке наберете.
– Это мы понимаем, – согласились капюшоны.
– В углях еще картошки полно, а тут – соль. Это вам оставляем, а самим идти надо. Сами слышите, девочку родители ищут.
– Мы все слышим, – подтвердил капюшон, перекатывая в ладонях комок тьмы.
– Слышите, да не понимаете! – вмешалась Лиза. Она подбежала к костру, вырвала из неживых рук темные клубки и зашвырнула в сторону камышей. На тонкие прутики наколола две картошины, вручила их черным гостям. – Вот картошка! Ее и ешьте. С солью. А гадость эту вашу кушать не смейте. Теперь понятно?
– Теперь все понятно, – в унисон протянули капюшоны.
Кто-то из мальчишек отчетливо застонал. Если прежде можно было делать вид, будто ничего не замечаешь, то теперь, когда все сказано впрямую, притвориться уже не получится.
– Мы пошли, – сдавленно произнес Гнец.
– До скорого свидания, – двусмысленно попрощались капюшоны.
Взявшись за руки, ребята направились в темноту. Лиза держала за руку брата, другой рукой уцепилась за Костю. Слева за Костину руку взялся Сережик, а вторая Федина рука в ладони у Антона. Родик несколько мгновений метался, но потом и он нашел свое место в общем ряду.
– Красиво идут, – заметил один из капюшонов, облупляя с картошины подгоревшую корочку. – Думают, это им поможет. «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке».
– Почему же, – возразил второй. – Поодиночке они и не пропадут. Скопом возьмем, так даже удобнее.
– А картошка вкусная. Сто лет не ел картошки. Другие как поймут, во что вляпались, так орут и визжат. А эти – во как: ешьте, говорят, картошку. С солью.
– И как, соль не обуяла?
– Не, хорошая соль.
– Давай по последней картошинке – и пора на перехват.
– Успеем. Деревня далеко, а если они побегут, я сразу услышу, их и ловить не надо будет, сами к нам заявятся. Давай еще понемногу, пока горячая.
– Картошка хороша, но нам пора. До деревни, конечно, немалый конец, но если их отец по дороге встретит? Он-то нас не видел, на нем отметины нет, при нем детей взять не получится.
– И что с того? – спросил первый, выкатывая из золы новую картошину. – Зато картошки поедим.
– Как что? Они о нас расскажут!
– А зачем они сюда пришли? Ужастики рассказывать. Вот пусть и рассказывают.
Матренины пироги
Весь день бирючи, надрываясь, выкрикивали по площадям и улицам указ, чтобы мочный люд работу бросал и собирался на войну. Дело такое, не мы войной пошли, а на нас. В таком разе дружиной не оборонишься, всем народом отбиваться надо. Обкричали весь город, только Небожью слободу стороной обошли. Народец там живет негодящий, некому оттуда на войну идти. Однако зашевелилась и Небожка; все на рать, так и я бежать… В Пусынином доме крик ором стоял. Что там Пусыня твердил, людям не слыхать было, а Авдотьин голос довсюду доносился. Вот бы кому бирючом быть.
– Совсем старый с глузду съехал! Какой тебе войны захотелось? Тебе только тараканов по печи гонять!