Странно, такой человечина громадный, а голос – словно камыши шуршат на рассвете.
– Вот и славно. Тогда покойной ночи.
Ночевать на улице возле собственного дома еще не приходилось, но Марцун легко обустроился. Выбрал местечко, расстелил плащ и успел улечься, когда из дома вышел Дзз-э, отыскал в темноте Марцуна, молча присел рядом. Хочет что-то спросить или рассказать? Марцун ждал.
– В наших краях нет таких бобров, как у вас. У нас водится морской бобр – калан. Он не слишком большой, хотя в море много огромнейших зверей. Бобры не должны быть очень большими. И я думаю: может быть, кастерс – это все-таки тот самый сказочный вухур? Он нам очень нужен.
– Нет, – твердо ответил Марцун. – Кастерсов я видел, а в молодости даже охотился на них. Это просто зверь, у него отличная шкура и вкусное мясо. А вухур, если такой вообще есть, это человек, такой же, как я или ты. Наше сходство стократ перевешивает отличия. Если бы у меня была сестра, я бы отдал ее за такого, как ты, без малейших сомнений. И у вас были бы чудесные дети, мои племянники.
– Какой я человек? В этом походе я командую дружиной, а дружинники промеж себя называют меня рыбоедом.
Так вот откуда волосатый Дзз-э! Странники рассказывают, будто далеко на закате, где колышется океан, обитают рыбоеды – люди с рыбьими хвостами. Живут они в лодках, а на берег сойти не могут. Речью не владеют, только шипят, словно пена на камнях, или ревут раненым зверем. Питаются одной рыбой и никакой другой пищи не принимают. Марцун считал, что все это сказки шатущих людей, однако вот он, рыбоед – прекрасно ходит по земле, ест с дружинниками из одного котла, и никакого хвоста у него не заметно. Вот насчет лодок надо будет поспрошать. Должно же в рассказах хоть что-то быть правдой.
Промолчать было бы неудобно, и Марцун начал говорить:
– Я тоже ловлю рыбу. А по хуторкам вдоль опушки рыбу заготавливают на зиму: сушат и в бочках солят. Копи соляные там неподалеку есть.
– Рыбу они где берут? Ни реки приличной, ни озера я тут не заметил.
– Река есть, только очень далеко. Но по весне она разливается и затопляет всю окрестность. Потому леснаки наши места не любят. Они к сухому привычны. Во время разлива рыба, в основном щука, заходит во всякий ручеек, в любую канаву, и ее там запирает. Потом мужики проходят по бочажинам с бреднем и выгребают все до последней рыбешки. Все равно она в бочажинах задохнется.
– Умно, – признал рыбоед и тут же вернулся к прежнему вопросу, который, видимо, очень его интересовал: – Раз на заросших озерах встречаются удивительные звери, то не может там же обитать и вухур? А то будем бродить месяц неведомо где, а вернемся ни с чем.
– Я уже говорил и скажу еще: вухур, если такой существует, не обитает, а живет. Это человек, на человека нельзя охотиться.
– К несчастью, можно, – Дзз-э вздохнул. – К тому же мы не собираемся убивать вухура. Нам приказано во что бы то ни стало поймать его живым.
– Кем приказано?
– Князем.
– С каких пор житель моря слушает княжеские приказы?
– У него в плену мой брат. Княжеский отряд сумел подкрасться незаметно, многие были на берегу. Дружинники убили несколько человек, а моего брата схватили и увели с собой.
– И после этого ты пошел на службу к князю?
– Князь сказал, что отпустит Пшухха, если я сумею достать живого вухура.
– И ты поверил князю?
– Он обещал.
Марцун безмолвно поник головой. Возражать и объяснять что-то было бессмысленно. Есть еще в мире народы, для которых данное слово важней жизни. Почему-то такие люди считаются среди лживых умников дикарями.
– У леснака такая же история?
– Не знаю, я не спрашивал. Наверное, такая же.
Немного помолчали, потом Марцун сказал:
– Не думаю, что вы сумеете изловить вухура, но в любом случае твой брат должен быть на свободе. И родной человек леснака – тоже. Когда ваш поход закончится, я найду вас и постараюсь помочь. Я не князь, но это я обещаю.
Не дожидаясь ответа, Марцун улегся, закрывшись плащом с головой.
– Сейчас надо спать. Завтра у всех будет много дел.
Марцун умел просыпаться от любого самого неприметного шороха. И сейчас он насторожился оттого, что почувствовал: рядом есть кто-то. Открывать глаза не стал, все равно вокруг беспросветная темень.
– Слушай, – сказала темнота. – Они спят.
– Знаю, – ответил Марцун одними губами.
– Если припереть дверь твоего дома корягой, а потом поджечь дом, никто не сможет выбраться наружу.
– Я не стану этого делать.
– Почему? Там враги.
– Во-первых, не все они враги, но, даже будь они врагами все без исключения, сейчас они мои гости, а гостей жечь нельзя.
– Жаль. Ведь они не остановятся, а пойдут дальше.
– Ты боишься? Неужели ты не сумеешь уйти от них?
– Я ничего не боюсь, – ответила тьма. – Я просто не хочу, чтобы они расхаживали по моей чаще.
– Чаща не бывает чьей-то. Она всеобщая.
– Я знаю. И все-таки жаль, что ты не хочешь сжечь чужаков. Мы бы поставили тебе новый дом.
– Мне не нужен новый дом. Мне хорошо в этом.
Ничто не шелохнулось в ночи, не хрустнула ни единая ветка, но Марцун знал, что ночной гость исчез так же беззвучно, как и явился.