Начали ведьмины дочки опять просить меня, плакать, а я все не отпускаю старуху. Тогда старшая дочь пошепталась о чем-то с сестрами и говорит: «Отпусти, добрый" солдат, нашу матушку, дам тебе за это волшебный кошелек: столько денег натрясешь из него, сколько пожелаешь». И показывает дочка тот кошелек, учит меня, как нужно деньги просить: «Тал ал ай, тал ал ай, мои деньги отдавай!» И посыпались из того маленького кошелька деньги; вот уже целая куча лежит, а они все падают и падают. До тех пор падали, пока не сказала ведьмина дочка: «Хватит! Видишь, — говорит она, — сколько у тебя денег будет!»
«А зачем, — говорю я, — мне эти деньги? Все, что солдату нужно, царь дает».
Говорю я так, а самого жажда мучит—как-никак, а почти целого гуся съел. И не воды хочется, а добрую кварту водки выпил бы. А ведьма все кошельком соблазняет: «Будут у тебя деньги, солдат, сколько водки сможешь выпить! За всю свою жизнь не пропьешь этих денег — ни сам, ни с товарищами своими». Ну, думаю, если так, то кошелек этот — неплохая вещица. Будет чем гуся запить! «Ладно, отпущу я вашу матушку, — говорю ведьминым дочкам, — давайте кошелек». Дочка сует мне кошелек, а я спрашиваю: «А где мы сейчас находимся, где рота моя?» Дочка и отвечает: «Твоя рота за тридевять земель отсюда». Испугался я тадой длинной дороги — пожалуй, и через три года не дойдешь до своей роты! «Мне на утреннюю поверку надо поспеть. Наш ротный злой очень: опоздаешь, тут же прикажет сто палок всыпать», — говорю я. «Ну, эта беда не беда, мы поможем тебе», — говорят ведьмы, а в этот миг скамейка нас догнала. Схватила ее ведьма, перевернула и говорит: «Садись, солдат, сейчас дома будешь!» Сажусь я верхом на скамейку, и только в ушах загудело — даже не почувствовал, как дома очутился.
Просыпаюсь утром, смотрю — все ведьмы уже дома. Такие добрые, приветливые, за стол сажают. А на столе жареный гусь, кварта водки. Солдата долго просить не надо: быстро справился я и с гусем и с водкой. А тут, и труба заиграла—сзывает солдат в поход. Распрощался я с ведьмами, даже расцеловался с ними.
И опять шагаем целый день. Вечером остановились в какой-то корчме. Стали мои товарищи водку пить. Глядя на них, и меня начала жажда мучить, а в кармане — ни копейки.
Вспомнил я тогда про волшебный кошелек, что мне ведьмы дали. Может, это сон был, думаю. Потрогал карман — лежит кошелек. Вышел из корчмы, вытащил кошелек в укромном местечке и говорю: «Талалай, талалай,; мои деньги отдавай». И посыпались из кошелька не только медные, но и серебряные монеты. Целая куча монет, на эти деньги как следует выпить можно. «Хватит», — говорю. Спрятал кошелек в карман, собрал деньги, отдал их корчмарю, а сам говорю: «Водки на все». И столько принес он, что весь полк не смог выпить ее в тот вечер, на утро опохмелиться осталось. Вот откуда у меня волшебный кошелек».
И верили и не верили люди солдату. Но многие божились, что собственными глазами видели, как сыпались1 деньги из старого кожаного кошелька.
Так и жил в нашем городишке старый солдат. Только одно было непонятно — иногда вдруг пропадал солдатз день, другой нет его. Где он бывал, никто не знал, а когда возвращался, то опять наведывался в корчму и каждый день выпивал по нескольку кварточек. Стали люди поговаривать, что солдат частенько у старого дуба прогуливается. И будто видели под тем дубом следы его деревянной ноги. И у холма Сяндварйса встречали его не раз, а что он там делал, никто не знал. Кто-то слух пустил, что солдат у старого дуба клад нашел, вот и пропивает его. А иные будто видели даже, как у дуба синие огоньки горели. Да что огоньки, разные призраки там будто появлялись! Но разве разберешься во всех этих россказнях? В старину, как и теперь, любили лишнее сболтнуть*
Как-то раз, дело уже поздней осенью вечером было, шел я по улице. Слышу — храпит у забора кто-то, Подошел поближе, а это наш солдат чуть живой лежит. Не оставишь ведь человека под забором: взял его в охапку и притащил в свою избу.
В полночь вдруг слышу — зовет меня солдат, а говорить-то ему уже трудно: «За добро я тебе добром отплачу. Запомни мои слова: В поле распятье стоит, на восток-запад оглядывается, на север трижды кланяется. А кто ему поклонится, того ни гром не убьет, ни беда не возьмет, тот богатым станет. Понимаешь?» — «Нет, не понимаю»,— говорю. И в этот момент солдат помер. Хорошо похоронили старика. Щедрой, большой души был человек: подарил бедным людям и сиротам целую кучу денег. И меня не забыл: сто рублей оставил.
Долго помнили старого солдата в нашем городке, а я до сего дня думаю, что хотел он сказать перед смертью. Да так и не придумал ничего. Ну, а вот вы, ребята, в школу ходите — может, вы разгадаете его слова? Может, ты, Пятрас? Ты гимназист, всякие науки изучаешь.
Однако никто, даже Пятрас, не понял загадки солдата, и по дороге домой долго еще ломали над ней голову.
Однажды во время обеда Пятрас вдруг как закричит: «Отгадал, отгадал!» — и, бросив ложку, помчался к Владасу.
— Что с ним такое? — удивилась мать.