Густаво учил не жалеть противника. Но то были бои на тренировочных мечах, где никто не ранил по-настоящему.
Спохватившись, я обернулся к навесу – но Густаво там не было. Сейя хмыкнула и подвела коня:
– Слушайте отца, Ваше Высочество. Вы слишком жалостливы, несмотря на все тренировки, а это не к добру в управлении империей.
Звук от пощечины был громкий. Звонкий. И сладкий для моих ушей.
Едва войдя во дворец, отец распорядился позвать мать в свой кабинет и позвал меня с собой. Та явилась, как обычно, красиво наряженная, усыпанная драгоценностями и отвратительно надушенная. И сразу же распорядилась задернуть шторы, сославшись на боль в глазах. Слуги опустили шторы и вышли, а она, по-птичьи склонив голову, поинтересовалась, чем обязана такой чести.
Отец, подойдя к императрице, отвесил пощечину. Я с открытым ртом смотрел на то, как стекает струйка крови из уголка рта матери. Она хищно слизнула ее и бросила на меня мстительный взгляд:
– Что вам наплел этот щенок?
Я сжался под ее взглядом.
– В городе слухи. Я доверил вам пять лет назад единственно важное дело и даже отпустил с вами Винсента. Как вы и просили. А сегодня выясняется, что и это вы не смогли решить.
– Не может быть, – прошипела мать.
– Завтра будет объявлено, что Винсент – дитто белого дракона.
Мать застыла. Но потом расслабленно улыбнулась:
– Конечно, дитто. Он же мой сын.
Но в ее глазах отразилась ненависть. Я вздрогнул.
Отец сцепил руки за спиной и усмехнулся:
– Он
– Вы не посмеете.
– Это ваш долг. – Отец повернулся к нам спиной и дошел до письменного стола. На нем возвышались две стопки бумаг. – Вы можете идти, Аниса. Сейя, проводи принца до тренировочного зала. Мне нужно управиться с делами до созыва Сената.
– Да, Ваше Величество.
Вот так нас отец и выставил за дверь – меня радостного и мать, кипящую от злости.
На следующий день империя праздновала. Принц – дитто белого дракона! Эта радостная весть промчалась как птица по империи, вдохновила подданных и остудила пламя недоверия.
А еще через день был объявлен призыв. Дитто созывались на запад, дома отправляли свои войска. Император поднял драконов, которые страшной стаей закружили над Аргтауном, внушая ужас и трепет жителям города.
Началась долгая война с Исметром.
Глава 11
918 год правления Астраэля Фуркаго.
Сожженные земли
Ветер.
Капли дождя стекают по лицу, закрадываются под одежду, проникают под кожу, пока сердце пропускает удар за ударом, заставляя мою жизнь и душу биться, продолжать, не останавливаться.
Я несу тебя на руках, не обращая внимания на сирену, на скользкие выкрики, на пронзительный визг женщины, впервые увидевшей столько крови.
Много крови. Она продолжает стекать, оставляя за собой дорожку. Я снял обувь и босым иду с тобой на руках. Небо черное, небо не пропускает ни клочка света.
Черна моя душа.
Черны мои мысли.
Мой друг, я не хотел хоронить тебя в последний раз. Свет моей жизни, надежда и душа Таррвании…
Ты мертв. А я до сих пор жив. Столько раз жив, что не счесть. Но подсчет все же ведется – двадцать пять могил, двадцать пять надгробий.
Двадцать шестое отнимает тебя и мое сердце.
Я слышу крики Аллистира. Я сжимаю его руку, поддерживающую меня. Я бросаю горсть земли, она летит вниз, вниз…
Александр, ты и правда смог забрать меня в ад.
Ветер колыхнул мои волосы, беспорядочно смахнул листки со стола и поднял легкую штору из шиальской ткани. Насыщенный цветочный аромат протолкнулся сквозь створки окна, наполняя комнату и не оставляя и права на вздох. Лампа догорала, отдавая пространство теням.
Я встал и отложил конверт к другим четырем. Пять писем, пять адресатов. Последние строки писались легко. Даже непринужденно.
…Выражаю искреннее восхищение вашей очаровательной дочери. Да пребудет с ней благословение Эарта. Достойный дебют у достойной семьи. Премного благодарен вам за слова сочувствия и, конечно, высылаю вам скромные дары. Встреча состоится…
Распахнув дверь, я открылся утреннему сумраку. Вспорхнула птица, испуганная стуком, да в кустах зашелестел зверь – и все.
Я надел перчатки, достал из корзины в прихожей ножницы и ткань и спустился по деревянным ступеням крыльца. Прошел по дорожке и встал перед колыхающимся голубым полем.
Розы двух лун, сияющие в сумраке Сожженных земель. Острые, ядовитые, но манящие своей красотой. Среди них виднелись серые столбы, аккуратно расставленные так, чтобы не задеть кусты.
Я остановился перед первым и оттер выгравированное имя от налета и грязи.