Закон долга

Уильям проскочил мимо третьего стражника и прыжками через три-четыре стертые от времени ступени стремительно понесся вниз. На площадке второго этажа прижался к стене. Мимо него, громыхая оружием, бежали четверо стражников. Пропустив их, он побежал дальше. Выход во двор был свободен, дверь широко открыта, и в проеме, к его радости, никого не было. Мозг лихорадочно работал: «Надо выскочить во двор, а там они меня не найдут. Заберусь на стену и спрыгну в реку».

Приободренный Уильям бросился к открытой двери, и тут неожиданно в дверном проеме показался хромой Ольмар. Уильям не сумел остановиться и врезался в стражника. Причем он ударился головой о его шлем. В голове загудело, он отступил на шаг и с размаху сел на землю. Схватился за голову и, не выдержав, застонал. Стражник оказался проворным и догадливым, он тут же захлопнул дверь и, широко расставив руки, кинулся вперед. Уильям не успел увернуться, стражник, споткнувшись о него, упал, придавив всем своим немалым весом Уильяма.

Сыщика сжали крепкие руки, и громкий голос Ольмара возвестил на всю башню:

– Я поймал невидимку! Сюда! – Его шлем слетел с головы. В нос Уильяму ударил чесночный запах изо рта стражника.

Но Уильям не собирался просто так сдаваться, он стал отпихивать стражника и вскоре понял, что, несмотря на то что был моложе, совладать со стражником не в силах. В отчаянии он дотянулся до уха стражника и вцепился в него зубами.

– Ой-у! – завопил седоусый и еще крепче сжал невидимого беглеца.

Уильям с силой стиснул зубы и дернул в сторону. Во рту у него остался кусок уха. Стражник завопил громче, отпустил сыщика и схватился рукой за рваное ухо. Другой рукой он стал бить шевелящееся под ним тело. Текущая из уха кровь оставляла на Уильяме следы, и Ольмар с силой ударил кулаком в проявившееся лицо в его крови. Уильям поплыл, перестал сопротивляться, а потом потерял сознание.

Очнулся он привязанный за руки к потолку. Он висел не доставая ногами до пола. Напротив стоял невысокого роста, с голым торсом и в кожаном замызганном черными пятнами фартуке человек с ведром. Уильям почувствовал, что он мокрый. Скула нещадно болела. Голова гудела. Взгляд был туманный. Он огляделся и увидел горбоносого риньера Оробата. Голова его была перевязана бинтами, но взгляд бы спокойным и даже участливым.

– Вы пришли в себя, Уильям, – ровным голосом проговорил мужчина. – Это хорошо. Вы вновь смогли меня удивить. И честно, я сожалею, что мы с вами, Уильям, по разные стороны. Я только не понимаю одного: чем вам приглянулся наш монарх? Он вам не родня и ничего для вас не сделал. Почему вы ради него идете на муки? А муки вас ждут, можете мне поверить. Так, может, расскажете мне, на чем основана ваша преданность?

Уильям почувствовал солоноватый вкус во рту и сплюнул кровь. Так и есть, зуб выбит. Он пощупал десну языком и скривился. Оробат терпеливо ждал.

– Долг.

– Что?

– На мне долг. – Уильям мстительно улыбнулся, но улыбка была вымученной и болезненной. – Вам нужен ордер. Но вы его не получите. Можете меня пытать, убить, даже заставить передать его вам, но он у вас не останется. Свирт не мне передал свой долг. Он передал его другому человеку, а тот мне. Я был ему должен.

Оробат нахмурился. Он держал в руке амулет правды, взятый из вещей Уильяма. Сыщик посмотрел на амулет, потом покосился на стол. Его вещи лежали в сумке на пыточном столе. Амулет не светился.

– Кто этот человек? – раздельно, по слогам спросил мнимый торговец.

– Да пошел ты… – тихо отозвался Уильям и отвернулся.

– Я пойду, Уильям, а вы останетесь здесь с палачом. Спасибо, что рассказали правду. Но сожалею, что не всю. Вас будут мучительно долго бить. Мы не торопимся. Вы сами скоро попросите позвать меня, чтобы рассказать правду. – Оробат повернулся к палачу. – Бей его так, чтобы было больно, но не калечь. Сменяйся с напарником, и не доводите парня до бессознательного состояния. Он должен постоянно чувствовать боль… Короче, сломите его волю, но не сильно усердствуйте. Все понятно?

– Не беспокойтесь, ваша милость. Все сделаем как надо. Я потомственный мастер.

– Ну вот и хорошо.

Оробат ушел, а для Уильяма началась нескончаемая череда избиений, боли и животного ужаса. Сначала он стоически молчал, потом стал постанывать. Через два часа он уже орал охрипшей глоткой. Его били и били, затем давали отдохнуть. Потом опять били. Били кулаками. Стегали кнутом. Подходили и замахивались и иногда не били. Уильям, пребывая в сознании, стал весь сжиматься и испытывать непередаваемый ужас перед подходящим мастером пыток и той болью, что он приносил с собой. А палач был весьма изобретателен и разговаривал с пленным как со своим товарищем.

– Тебе, любезный, повезло, что ты достался мне. Поверь… – Палач при этом выбирал иголки для того, чтобы сунуть Уильяму под ногти. – Если бы ты достался моему отцу, то остался бы без мяса, он работал грубовато, все больше на кнут надеялся. Но пытки, мой друг, это искусство… Как ты думаешь, эти иглы подойдут? Молчишь? Значит, согласен. Я тонкие выбрал…