Служанка, которая должна была сопровождать Нивиллу через порталы, билась в истерике.
— Господин… господин… пощадите! Не моя вина… Клянусь сердцем Дэйлорона!
Он, не размахиваясь, отвесил ей одну пощечину. За ней — другую. Этого оказалось достаточно, чтобы дэйлор затихла, но взгляд ее по-прежнему оставался бессмысленным.
— Говори, что произошло. Говори!
— Госпожа… Что-то случилось с порталом… мой повелитель… Я не знаю, клянусь! Мы вошли в него вместе, держась за руки… Но потом… На середине пути… Я поняла, что осталась одна!.. Госпожа… Она исчезла!
— И ты ничего не заметила странного?
Девушка судорожно всхлипнула и покачала головой.
Селлинор смотрел на озеро, на черное зеркало, в котором медленно плыли две бледные луны. Год уже прошел, а это все еще перед глазами…
Затем, передернув плечами и поправив траурную повязку на рукаве, король поспешил на Совет, где его дожидались министры.
…Как же хочется пить! Тело высохло, как стебель травы под палящим солнцем, язык распух и почти царапает небо… Глаза застилает багровый туман, сквозь который ничего не разглядеть. Хотя бы каплю воды!
К губам прикасается что-то холодное и твердое.
И вода — невообразимо вкусная вода — щедро льется в рот.
…Багровый туман рассеивается. Над головой — потолок из тесно уложенных веток. Попытка повернуть голову отзывается жгучей болью во всем теле. Жажда притаилась где-то рядом, но не спешит возвращаться. Ждет…
…Звук шагов — мягких и легких. Хочется повернуться и посмотреть на того, кто вырвал ее из цепких лап смерти. Но тело пока не слушается; каждое движение как пытка.
Скрипя зубами, Миральда все-таки поворачивает голову — от боли перед глазами снова начинает собираться багровая муть.
— Тебе не стоит сейчас двигаться.
Мягкий, шелестящий голос с едва различимой певучей интонацией.
Туман перед глазами медленно рассеивается; теперь можно разглядеть плетенные из прутьев стены, грубо сколоченный стол из темных от старости и сырости досок… И обладательницу мягкого голоса.
Все внутри сжимается, стягивается в узел — болотная ночница без тени улыбки смотрит на распростертую ведьму. В ее тонких руках — обыкновенная глиняная плошка, над которой поднимаются колечки пара.
— Ты должна была меня убить, — прошептала Миральда, — я убила твою сестру.
— Я знаю.
На бледных губах появилось некое подобие улыбки.
— Я знаю, — задумчиво повторила ночница, — но ты потеряла
— Что ты со мной собираешься делать? — Миральда напряженно вглядывалась в наполненные клубящейся тьмой глаза. — Зачем ты притащила меня сюда?
— Ты станешь моей сестрой.
— Никогда! — Миральда дернулась, попыталась приподняться — бесполезно. Проклятое, ослабевшее тело.
Ночница пожала плечами.
— Я могла бы сделать тебя своей сестрой еще тогда, когда ты была без сознания. Но, как видишь, я поступаю честно. Ты станешь ночницей только тогда, когда сама этого захочешь.
Ведьма закрыла глаза. Быть может, она сошла с ума и все происходящее — тяжкий бред? Болотная ночница, сохранившая ей жизнь, чтобы сделать своей вечной подругой…
— Мы сестры печали, — негромко промолвила нелюдь, — ты сможешь стать одной из нас. Но если не захочешь, я не буду тебя удерживать здесь.
— Глупо даже думать, что я соглашусь, — выдохнула Миральда, — лучше бы ты меня убила.
Ночница улыбнулась, в блестящих глазах мелькнуло странное выражение затаенной печали.
— Но разве ты уже не сделала первый шаг к этому, ведьма? Когда сожгла деревню вместе с ее жителями?
Миральда вздохнула. Нет смысла спорить с болотной ночницей, в коей живет темная мудрость этого мира. А потом воспоминания нахлынули бешеным потоком, грозя смыть, унести в бушующее безумие.