Закон отражения

Она с трудом села на полу, обхватила голову руками, заморгала, пытаясь унять серую мошкару перед глазами. Кто-то из посетителей засмеялся.

— Что, недотепа, досталось?

Атари скрипнула зубами. Вся левая половина лица стремительно распухала, боль билась в виске. Медленно, очень медленно, девушка сперва стала на четвереньки. Потом, вцепившись в край стола, поднялась на ноги. Каждое ее неуклюжее движение сопровождалось громким смехом.

«Вот уж, наверное, ночница потешается», — мелькнула мысль. И Атари невольно бросила взгляд на клетку.

Нелюдь и в самом деле внимательно следила за происходящим, даже голову повернула. Атари едва удержалась от возгласа: лицо ночницы было чистым, следы побоев куда-то исчезли, будто смылись водой. Без тени улыбки она смотрела на Атари; на гладком лбу, между капризно изогнутыми бровями пролегла глубокая складка.

Девушка невольно сложила пальцы в оберегающий знак — кто знает, что на уме у чудовища?

Нелюдь снова отвернулась к стене. Подтянула к груди распухшие багрово-синюшные ноги и замерла.

…Когда посетители разошлись, а хозяин, подсчитав выручку, отправился спать, Атари все еще бродила с метлой по залу, мечтая поскорее добраться до своей лежанки. Голова болела; скула, куда пришелся кулак хозяина, распухла, левый глаз не открывался. Впрочем, кому-кому, а ей было не привыкать.

— Значит, ты рабыня, — прошелестела нелюдь в клетке.

— Угадала, — Атари медленно возила по полу тяжелой метлой. Растоптанная картошка, кости, засохшая грязь…

Ночница завозилась в своем углу, потом медленно села. Лунный свет, сочащийся сквозь приоткрытое окно, упал на бледное лицо нелюди — и Атари вдруг подумала о том, что лицо это необычайно красиво. Странной, нечеловеческой красотой.

— Наверное, я виновата, — сказала ночница.

— Нет, не думаю, — процедила Атари, — это я должна была миску убрать.

— Ты всегда была рабыней?

— Не всегда, — Атари перестала мести и, окинув взглядом замершую нелюдь, пояснила: — Отец продал меня Хейтору за долги.

— Давно?

Девушка пожала плечами:

— Давненько. Да что тут говорить — привыкла уже. — И вдруг, сама от себя не ожидая, спросила: — Может, ты чего хочешь? Могу дать поесть что-нибудь. Если объедками не побрезгуешь.

Нелюдь поежилась. Внимательно посмотрела на Атари, но что можно понять по страшным глазам, залитым чернотой так, что не видно зрачка?

— Ты странная девушка. Тебе не следует мне помогать. Ты должна меня ненавидеть. Но я с благодарностью приму от тебя помощь. Как тебя зовут?

Атари помялась. Говаривали, что даже ночью нельзя вслух произносить свое имя, ибо власть нелюди велика.

— Меня зовут Кларисс, — прошелестела ночница, — не бойся, я не причиню тебе вреда. Да и подумай сама, как я могу навредить тебе, сидя в этой клетке?

Голос ее был мягким, как бархат. Атари совсем некстати вспомнила, что как-то в трактире обедал сборщик податей и она совершенно случайно коснулась его бархатной мантии. Так вот, голос Кларисс был именно таким — мягким, ласкающим слух, завораживающим…

Не ответив, девушка налила в глиняную кружку воды из кувшина, затем извлекла из кармашка передника горшочек с собранными объедками, которые должны были составить ее собственный ужин. С тоской подумала о том, что остается голодной, если отдаст нелюди все, а потому выложила часть на тарелку.

— Вот, возьми.

— Благодарю.

— Я всегда думала, что вы едите только человеческое мясо, — заметила Атари.

Нелюдь улыбнулась впервые.

— Это не совсем так, если тебе интересно.

И, взяв двумя пальцами не доеденный кем-то кусок мяса, впилась в него зубами.

— Зачем же вы тогда убиваете людей?

— Такова наша природа.

Воцарилось молчание, прерываемое лишь хрустом мелких косточек на зубах Кларисс — не перебирая, она проглатывала все подряд.

— Как твои ноги? — осторожно спросила Атари.

— А ты как думаешь? — с набитым ртом промычала нелюдь.

Атари покачала головой. Что же она в самом деле творит? Мало того, что подкармливает болотную ночницу, да еще и сочувствует ей! Нет, не к добру все это, не к добру…

— Выпустишь меня отсюда? — вдруг спросила Кларисс и тут же усмехнулась: — Не бойся. Знаю, что не выпустишь. Да и ключи от замка, небось, у твоего хозяина.

…Наутро стало ясно, что ноги Кларисс здоровы. Хоть она и прятала их тщательно под юбкой, от зоркого взгляда Атари не ускользнуло, что опухоль спала, словно ее и не было. Раздробленные кости срослись. Это казалось невероятным — и все же…

Весь день ночница просидела в углу, пялясь в одну единственную точку на полу, шевеля бледными губами и не обращая ни малейшего внимания на попытки клиентов расшевелить ее.

Атари очень хотелось подойти и спросить: что ты задумала, Кларисс? Но, поеживаясь под липким взглядом хозяина, девушка даже приблизиться к клетке не решалась.

А на закате случилось то, чего, как огня, боятся все жители Империи со стороны Кайэрских топей.

…Вопли. Грохот. Конское ржание.

Дикая смесь звуков ворвалась вихрем в окна корчмы. И Атари, судорожно сжимая метлу, поняла, что это конец.

Конец ее жизни. Конец деревни.

Ибо кочевники, свободный народ с той стороны топей, не щадили никого.