— Тебе не нужна любовь, сын, — молвил стареющий владыка, — сейчас ты должен впитать в себя то, чего тебе не хватает, чтобы стать властелином столь обширных земель. Любовь ты найдешь и позже, а вот упущенное время не наверстаешь.
— И потому я хочу, Геллер, — негромко бормотал принц, покрываясь румянцем, — чтобы ты выехал с тайной миссией. Я доверяю тебе больше, чем всем этим придворным шалопаям, готовым целовать следы от сапог Императора. Я знаю, что ты все сделаешь быстро и без особой шумихи. Отвези леди Джарине письмо и вот этот подарок. Дождись ответа и, не медля, отправляйся обратно. Я буду ждать.
Не удержавшись, Геллер все-таки заглянул в маленькую деревянную шкатулку, покрытую завитками и мелкими цветочками из перламутра: там, на черном бархате, покоилась брошь — рубиновая роза в обрамлении изумрудных лепестков, знак внимания принца.
Чуть позже Квентис вручил ему карту с подробным описанием дороги, и вот тогда Геллер едва не выдал себя счастливой и глупой улыбкой: путь его лежал как раз через родные места.
— Что это с тобой? — нахмурился наследник. — О чем думаешь?!
— Я радуюсь, что увижу еще один город, который будет принадлежать вам, Ваше Высочество. — Он поклонился. — Я радуюсь, ибо увижу и ваши земли, мой повелитель.
— Ты учишься льстить, — молвил Квентис, — даже не знаю, хорошо ли это…
Выехав из Алларена в Портелас, Геллер рассудил, что завернет в деревню на обратном пути. Он раздумывал над тем, что он скажет отцу — тому, кто продал его за несколько золотых монет; время от времени рука его непроизвольно ощупывала туго набитый кошелек, который он хотел оставить матери. Геллер воображал, как испугается поначалу его семья, когда в бедную хижину пригнувшись, войдет статный воин, и как испуг сменится удивлением, а потом и радостью, когда он откроет им свое имя. Сердце полнилось сладким предчувствием счастья.
И он после десяти лет разлуки обнимет сестренку и расскажет, как по ночам видел ее в своих снах. И мать будет снова улыбаться. Отец же… Геллер не знал, как себя вести с ним. Слишком горький привкус оставило знание того, что тот продал собственного сына. Разумеется, подобное не было редкостью в их деревне, и все же, все же… Это было обидно и больно. Казалось подлым предательством.
Геллер думал о предстоящей встрече, когда подъезжал к Портеласу, когда ночью пробирался на балкон Джарины. Пока девушка торопливо царапала ответ на клочке пергамента, не в меру разыгравшаяся фантазия рисовала ему счастливые картины воссоединения семьи.
«Они будут гордиться мной. Я был самым обычным мальчишкой, а стал приближенным лицом наследника, нашего будущего Императора… Жаль, конечно, что я не смогу взять их в Алларен, но это пока, а там Квентис обязательно позволит мне забрать их».
Надежно спрятав ответ возлюбленной принца, он отправился в деревню Вороново Гнездо. Провел в пути всю ночь, нещадно нахлестывая скакуна, и на рассвете подъехал к памятной изгороди.
Глаза защипало.
Все здесь осталось так же, как было десять лет назад: все те же косматые вороньи гнезда в ветвях старых вязов, те же тощие псы, с заливистым лаем кинувшиеся под ноги коню, тот же покосившийся плетень…
Поморгав, Геллер спешился и, ведя коня под уздцы, медленно пошел вперед. Рассвет только занимался, но землепашцы поднимаются рано, с первыми петухами, а потому, пока он шагал по пыльной дороге, по которой дождь приходилось гулять чуть ли не по колено в жидкой грязи, на него с нескрываемым любопытством глазели изо всех окон и щелей. Еще бы! Не часто в Вороново Гнездо заезжали служивые люди, и уж куда реже это были люди в дорогом одеянии, с изукрашенным оружием.
Провожаемый липкими взглядами, Геллер дошел до окраины деревни и остановился. Перевел дыхание. Еще шаг, поворот — и он увидит дом, где родился и где его не ждут.
Он закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти то, как выглядела их бедная хижина: шаткие потемневшие от сырости стены, тростниковая крыша, маленькое оконце, затянутое бычьим пузырем…
И шагнул вперед.
На пороге стояла мать, зябко кутаясь в дырявую, побитую молью шаль. Она почти не изменилась, только под глазами появились неприятные синюшные мешки, да уголки губ скорбно опустились. Навсегда. Словно она очень давно не улыбалась и никогда уже не улыбнется. Темные глаза настороженно впились в лицо Геллера, скользнули по кольчуге, по ножнам у пояса.
— Кто ты, воин? — тихо спросила она. — Ты кого-то ищешь?
Он подошел к ней почти вплотную.
— Я искал тебя. И Гейлу. И отца… Разве ты не узнаешь меня, мама? Это же я!
Он пошатнулся. Колени предательски подогнулись, и, чтобы не упасть, Геллер вцепился в конскую гриву.
Дома, его дома больше не было. Только старое пепелище — черная проплешина на земле, обгоревшие бревна, мусор…
Не веря собственным глазам, Геллер опустился на колени перед торчащими, как обугленные кости скелета, балками, потрогал их руками. Все было настоящее, и на пальцах осталась черная труха.
Он не знал, сколько провел времени перед тем, что осталось от мечты. Очнулся, только когда кто-то осторожно прикоснулся к руке.
— Вы кого-то ищете, господин?