Закон совести. Повесть о Николае Шелгунове

После Кривенко приезжали в Выборг и другие знакомые, приезжала к Михайловскому жена с двумя мальчиками, на даче становилось шумно, сосредоточиться за письменным столом было трудно. Людмила Петровна написала Николаю Васильевичу, что собирается навестить его на масленице. Он ответил: «Меня утомляют гости, и пропадает много времени. Я понимаю, что они приезжают с самыми христианскими намерениями, и ценю это; но ничем не умею их отблагодарить, кроме весьма упорного молчания, которому нынче предаюсь. Свою молчаливость я приписываю усталости и нервному расстройству. Мне легко только с теми, с кем не приходится стесняться». Письмо это Николай Васильевич попытался написать дипломатично; вышло, однако, не дипломатично, а как-то двойственно. Он предпочитал, чтобы Людмила Петровна в Выборг не приезжала, поэтому написал ей: «Меня утомляют гости». В то же время он не хотел с ней ссориться и готов был согласиться на ее приезд при условии, что ему «не придется стесняться», то есть не придется уделять ей все свое время и внимание.

Так что на масленице Людмила Петровна его навестила. Он уступил ей на эти дни свою комнату, сам перебрался в гостиную. Беседовал с Людмилой Петровной о Мише и Коле. Он всегда готов был дать ей добрый совет. Уезжая, Людмила Петровна согласилась выполнить его поручения по делам журнальным.

Незаметно прошли январь и февраль. Наступил март, по-весеннему заблестел снег, но зима еще не отступала,

Вечером 5 марта приехал Кривенко - привез отпечатанное в подпольной «летучей» типографии воззвание «Русскому обществу от русских революционеров» - получилась брошюра.

Ясно было, что распространять се трудно, особенно за пределами Петербурга, да и многие ли откликнутся на призыв? Конечно, скептики скажут, что подобные брошюры дают слишком мало, но лучше мало, чем ничего...

Привез Кривенко и петербургскую новость: бывший министр внутренних дел, а ныне статс-секретарь Маков застрелился в ночь на 28 февраля у себя дома на Большой Морской. Оказалось, что в министерстве внутренних дел прошла ревизия, которой там не было много лет, и обнаружилась огромная растрата. Выяснилось, что именно он, Маков, будучи министром, пользовался финансовыми средствами министерства как своими собственными. Его правитель канцелярии, который, понятно, грел руки возле своего начальника, уличен в растрате всего сорока пяти тысяч рублей и эту сумму немедленно возместил. А что же Маков? Он явился к новому министру внутренних дел Толстому, признал, что, к сожалению, финансы министерства оказались в беспорядке, но в беседе подчеркнул: ому, Макову, в бытность его министром, случалось из казенных денег производить выдачи лично Александру Второму, по его указаниям, - не брать же было расписки с его величества... Толстой холодно отпарировал: «Вы что - намерены свалить свою вину на покойного государя императора?»

Наступил момент, когда Маков должен был осознать, что почва ушла у него из-под ног. Ведь он растратил столько, что ему не возместить было растраченных сумм до скончания века... Хорош министр! И это ведь он поучал представителей печати, какой должна быть ныне печать и России. В роли рьяного блюстителя государственного порядка выступал казнокрад! Как это свойственно для правящей российской бюрократии! Сюжетец для пера Щедрина...

Вместе с Кривенко приехала в Выборг молодая писательница Екатерина Леткова. И не столько ради Сергея Николаевича, сколько ради нее Михайловский помчался на вокзал - встречать. Он попросил Шелгунова зажечь дома все свечи.

И если бы даже не проговорился он ни единым словом, Шелгунов не мог не увидеть, что Михайловский влюблен в Леткову и, кажется, при ней забывает, что он семейный человек и ему уже почти сорок лет. Заметно было, что и она к нему неравнодушна.

А Шелгунов ее сразу узнал. Он вспомнил Вологду и дом Летковых на краю города, вспомнил строгую, с острым взглядом девочку в гимназическом платьице - Катю. Когда Михайловский теперь представил ее, она с улыбкой заметила:

- В Вологде вы, Николай Васильевич, всем нравились, особенно моим родителям, а мне вы казались сухим и очень некрасивым.

- Катя была несносная девчонка, - так же с улыбкой скапал Шелгунов Михайловскому, - вечно приставала к взрослым с умными вопросами.

Теперь, когда разговорились, она с грустью рассказала, что отец ее, Павел Степанович Летков, несколько лет назад умер и после его смерти семья оказалась в очень трудном положении. Так и следовало ожидать... Замуж раньше остальных сестер вышла самая младшая, остальные - не замужем: две старшие служат в Москве на телеграфе, а она, Катя, занимается литературным трудом..

Погостила в Выборге и уехала. После ее отъезда Михайловский рассказал Шелгунову, какой мучительный в его жизни завязался узел. Он влюблен в Катю, но ему крайне тяжело было бы оставить своих детей - даже ради нее. А у Кати есть преданный поклонник, архитектор Султанов. Человек это вполне порядочный и, кроме того, глубоко религиозный, почитатель Достоевского.