Закон совести. Повесть о Николае Шелгунове

В начале декабря шумно вернулся домой Веня Михаэлис. Его освободили из-под ареста вместе с другими студентами, арестованными за участие в университетских беспорядках. Значит, власти так и не узнали, что это он распространял прокламации,- не выдал его никто. И нисколько он не был подавлен пребыванием за решеткой. Гордился тем, что стойко вынес первое испытание. Как одному из зачинщиков беспорядков ему была назначена ссылка н места не столь отдаленные - в Петрозаводск. Он говорил, что ссылка его ничуть не пугает.

Все же Петрозаводск был сравнительно близко, а Нерчинск - на краю Сибири, так далеко... Но как раз и Нерчинском округе, на счастье, жил родной брат Михаила Ларионовича Петр Ларионович Михайлов, горный инженер, управляющий одним из золотых приисков. Он, конечно, сделает все возможное, чтобы как-то облегчить пребывание на каторге старшему брату.

Надо было передать Михаилу Ларионовичу все необходимое для дальней дороги, а для этого - сперва получить разрешение. Шелгунов составил записку - объяснил, что у Михайлова слабое здоровье и дорога через Сибирь может стать для него гибельной. В Петербурге родных у Михайлова нет, поэтому он, Шелгунов, как самый близкий к нему человек, просит о дозволении доставить осужденному нужные в дороге вещи.

В Третьем отделении принял его генерал, замещавший Шувалова, прочел записку и взглянул искоса:

- Вы, кажется, жили с Михайловым в одном доме?

Шелгунов кивнул. Ожидал неприятных расспросов, но генерал больше ни о чем не спросил и подписал разрешение.

В восемь часов утра 14 декабря Шелгунов был дома и не знал, что вот сейчас на Сытной площади, на морозе, под открытым небом совершается над Михайловым тягостный обряд так называемой гражданской казни, когда осужденного ставят на колени, ломают над его головой надпиленную шпагу... Днем Шелгунову сообщили, что близким знакомым осужденного разрешено свидание с ним в крепости. Последнее перед его отъездом.

В крепость отправились втроем: Людмила Петровна, ее мать Евгения Егоровна Михаэлис и Шелгунов. Свидание - в доме коменданта крепости, в присутствии жандармов - получилось очень уж нерадостным. Утешались надеждой на будущую встречу в Сибири. Михайлову дали понять, что брат его уже извещен письмом и знает, кто приедет в его края. Людмила Петровна, словно убеждая самое себя, говорила о том, что маленькому Мише сибирский климат вреден не будет, сибирский климат уж никак не хуже петербургского...

На свидание с Михайловым в комендантский дом чуть позднее приходил Чернышевский. Потом Александр Серно-Соловьевич, еще некоторые друзья.

Вечером того же дня жандармы увезли осужденного из Петербурга по санному пути на нерчинскую каторгу.

Тихо стало в квартире и пусто - после ареста Михайлова и отъезда Михаэлиса в Петрозаводск. Такая большая квартира Шелгуновым была уже не нужна.

С наступлением нового, 1862 года они оставили дом на Екатерингофском и переехали на Большой Царскосельский проспект, в собственный дом Серно-Соловьевичей. Заняли небольшую квартирку на втором этаже - дверь в дверь с квартирой братьев Серно-Соловьевичей, на той же лестничной площадке.

Шелгунов знал, что старший из братьев Серно-Соловьевичей, Николай, единомышленник Чернышевского, мечтает издавать свой журнал - такой, что мог бы оказаться необходимым в ответственный исторический момент. «На случай восстания» - так он и сказал однажды в узком кругу. А пока что приобрел книжную лавку на Невском, при ней открыл общедоступную библиотеку и читальный зал. Посреди большого зала был поставлен огромный круглый стол, ярко освещенный лампой в несколько газовых рожков. Коммерческая сторона дела тут существовала на втором плане. Читальный зал, по мысли Николая Серно-Соловьевича, мог бы со временем преобразиться в политический клуб, а пока что пусть люди читают новые книги, приобщаются к знаниям, пусть задумываются над ужасающей отсталостью существующего строя и возможностью преобразований революционных. Ведь еще слишком многие даже представить себе не могут Россию без самодержавной власти царя...

Удивительную новость узнал Шелгунов, прочитав очередной, кем-то привезенный из Лондона лист газеты «Колокол». Герцен радостно извещал: из сибирской ссылки бежал знаменитый революционер Бакунин. Подробностей бегства в газете не приводилось, было сказано только: «Бакунин уехал из Сибири через Японию», но самый факт удачного бегства из Сибири был поразителен. Может быть, у Михайлова тоже появится возможность бежать?

Как-то вечером Шелгунов посетил Чернышевского у него дома, час беседовал с ним наедине и встретил полное понимание и сочувствие. Чернышевский соглашался: если побег с каторги станет возможным, нечего дожидаться конца срока. Возможность побега станет виднее, когда Шелгунов пропутешествует по всей Сибири до Нерчинска, узнает все трудности и сложности, узнает, кстати, как сумел бежать Бакунин.