Закон совести. Повесть о Николае Шелгунове

Правда, одна сложность ясно виделась уже теперь. Ехать Шелгунову придется не одному, а вместе с Людмилой Петровной, с ребенком, да еще с няней, так как Людмиле Петровне одной с ребенком не управиться. Из далекого Нерчинского округа можно двинуться в рискованное путешествие, в побег, двум взрослым мужчинам, но совершенно немыслимо то же самое совершить впятером, с женщинами и ребенком. Уговорить Людмилу Петровну, чтобы не ездила? Нет, это невозможно. Да и Михайлов ждет ее, ждет сына.

Вестей от него и скором времени ждать не приходилось: путь до Нерчинска долгий.

Шелгунов готовился выехать из Петербурга с наступлением весеннего тепла. Людмила Петровна сообщила в письме к одному из друзей: «Па дорогу деньги у нас есть, потому что мы продали все, что у нас было, продали до последней нитки, а затем, кроме рук, головы и энергии, ничего нет».

Снова Шелгунов подал рапорт об отставке. Со всей решимостью настаивал: увольте!

Наконец уволенный от службы, он получил при уходе в отставку, как это было принято, следующий чин - полковника, что давало право на соответствующий пенсион. Пренебрегать этим было никак нельзя, деньги становились крайне необходимы. Теперь можно было трогаться в путь...

Узнав о том, что Шелгунов едет в Сибирь, к нему обратился редактор журнала «Русское слово» Благосветлов. Предложил: когда доберетесь до Нерчинского округа и остановитесь там, напишите подробно обо всем увиденной в Сибири, осветите для российских читателей этот мало кому ведомый край.

Шелгунов с готовностью согласился написать о Сибири в «Русское слово».

Он мог рассчитывать, что Благосветлов и в дальнейшем не откажется печатать его статьи. О чем бы то ни было не только о Сибири. Взгляды их, судя по всему, совпадали во многом: Благосветлов также был почитателем Герцена. Года два он жил в Лондоне и обучал русской грамматике дочерей Герцена, Наташу и Олю. Теперь он с гордостью показывал знакомым Наташин подарок - перо. Не гусиное, каким еще писали почти все в Петербурге, а стальное.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Выехали из Петербурга в мае. В поезде - до Твери там пересели на пароход. Дальше - вниз по Волге до Нижнего Новгорода, в каютах первого класса. Сияло солнце, вдали открывались леса, деревни, поля, ярко-зеленые луга и синие дали, вода после вешнего разлива стояла еще высоко, и ветерок доносил с берега запах цветущей черемухи. До Нижнего плыли три дня.

На пристани в Нижнем, в большой сутолоке, пересаживались на пароход до Казани. Как раз в тот момент, когда с пристани на борт перекинули сходни, начался косой, при сильном ветре, дождь. Людмила Петровна очень беспокоилась, как бы не простудился маленький Миша, но ничего, обошлось.

С ребенком ехала молодая няня, которую трудности дальнего пути нисколько не смущали. Ее звали Феней, еще никто не звал ее по отчеству. С осени она жила у Шелгуновых, а раньше - в сотне верст от Петербурга, в деревне Подолье, возле этой деревни было маленькое имение Михаэлисов. Феня прекрасно умела обращаться с ребенком и вообще все умела делать по дому, без нее Людмила Петровна была как без рук.

В Казани задержались, чтобы купить тарантас,- лучшие тарантасы, считалось, изготавляются и в Казани. Еще в Петербурге сведущие люди советовали Шелгунову обзавестись собственным тарантасом, поскольку он едет не один: на сибирских дорогах удобная повозка может найтись не везде. Итак, он купил тарантас, оплатил его переправу по Волге и Каме, на барке, в Пермь, и ему обещали, что за десять дней тарантас будет доставлен.

От Казани пароход шел до устья Камы и далее вверх по Каме одиннадцать дней. Конечно, если бы Шелгунов отправился в дорогу один, он гораздо быстрее добрался бы до Перми в обыкновенной почтовой карсте. Однако с двумя женщинами и ребенком должен был предпочесть удобные каюты на пароходе и более медленный речной путь.

По берегам Камы тянулись неприветливые хвойные леса, над водой по утрам стлался туман, веяло прохладой и сыростью. На пристанях деревенские бабы грузили на борт парохода дрова, и матросы кидали их в кочегарку.

В Перми на пристани Шелгунов узнал, что его тарантас еще не прибыл. Пришлось в этом городе задержаться и снять номер в гостинице. Четыре дня прошло в ожидании тарантаса. Каждый день Шелгунов ходил на пристань и видел, как сотни две женщин таскали на спине мешки - они перегружали соль с барки на соляной склад возле пристани. Эти несчастные женщины оказались каторжными, за ними надзирали солдаты... В городе, мертвенно-тихом, улицы были пустынны, на редких прохожих лаяли из-под ворот собаки, у заборов куры разгребали пыль. И здесь можно было встретить каторжных: каждое утро они брели мимо гостиницы, бряцая цепями, и каждый вечер бряцание цепей под окнами повторялось - каторжные возвращались в острог.

Наконец прибыл на пристань долгожданный тарантас. Шелгунов уже пожалел, что приобрел его в Казани,- после того, как выяснил, что точно такой же казанский тарантас можно купить здесь, в Перми.