– Он так не считает. – Уилл говорил холодно, с призвуком металла в голосе. – Джон сказал, что не повторил нашей ошибки и не назвался по приезде в Бостон настоящим своим именем. Власти не подозревают о его присутствии в Америке и считают, что он до сих пор в Голландии. Деньги у него есть. Он собирается обзавестись недвижимостью и жить под фамилией Дэвидс, изображая поселенца, недавно перебравшегося из Англии.
– Тем не менее риск слишком велик. – Нед тяжело сглотнул и встал. – Мне следует пойти к нему и извиниться.
– Ему не нужны твои извинения. Он не хочет иметь с тобой ничего общего. – Уилл помедлил, потом добавил тихо: – Джон предлагает мне пойти с ним.
– Уилл, но ты не можешь!
– Почему? Потому что я должен составлять тебе здесь компанию?
– Нет, потому что твое лицо слишком хорошо известно в Нью-Хейвене! Вознаграждение… Тебя непременно схватят.
– Джон говорит, что спрячет меня под своим кровом, а со временем мне можно будет безопасно выходить. Город тот крупнее Хедли, не такой удаленный, и будет больше шансов найти подходящее общество.
– Подходящее? В каком смысле?
– Из людей, которые придерживаются одних с нами мыслей.
– В смысле, разделяют те же заблуждения? – У Неда вдруг закончилось терпение. – Ну так иди, если тебе хочется. Ступай! Мне все равно. Я сделал все, что мог, защищая тебя.
– Так вот что, по-твоему, ты делал?
Он повернулся. Нед захлопнул за ним дверь.
Тут Нед помедлил, а потом закончил фразу:
После того ужасного дня нового года Нед не выходил из своей комнаты и писал. При встрече с Уиллом или Диксвеллом на лестнице те отворачивались, и он поступал так же. Они по-прежнему дважды в неделю собирались на молитву с преподобным Расселом и Питером Тилтоном, но беседа ограничивалась обсуждением Писания, и никто не упоминал про Книгу Откровения.
Нед писал и при дневном свете, и при свечах. Писал про Кромвеля в годы после королевской казни: о беспорядках в армии, разыгравшихся, когда левеллеры (среди которых были люди из части Неда) потребовали свободных выборов и права голоса для всех, и о том, как Кромвель отдавал солдатских вожаков под расстрел для восстановления дисциплины. Он поведал, как остался охранять в Лондоне порядок, когда Кромвель, сверкая гневным взглядом, отправился в Ирландию наказывать мятежных католиков. То была карательная экспедиция, которую Нед рад был пропустить. Рассказал про шотландскую кампанию и битву при Данбаре, когда враг прижал их к морю и он возглавил кавалерийскую атаку, призванную прорвать гибельное кольцо окружения, и был ранен. Не забыл и про последнее большое сражение Гражданской войны при Вустере, где роялисты обращены были в бегство, а он получил еще одну рану. Описывал, как Кромвель с триумфом, достойным Цезаря, вернулся в Лондон, гоня четыре тысячи пленников. Теперь Оливер стал «его превосходительством лорд-генералом», получил от благодарного Парламента в свое распоряжение Хэмптон-корт и дворец, известный как Кокпит в Уайтхолле. А затем потянулись счастливые годы: жизнь в доме на Кинг-стрит с детьми, свадьба Фрэнсис с Уиллом, полученные в награду конфискованные поместья роялистов. Годы богатства и изобилия. Нед настолько погрузился в процесс воссоздания прошлого, что иногда, поднимая голову, удивлялся, что находится не в одной из своих роскошных резиденций, а в этой тихой комнате, похожей на тюремную камеру. Как высоко он поднялся и как низко пал.