Я спросил, какие обязанности хочет он на меня возложить. Оливер ответил, что моя задача – оберегать его жизнь, чтобы он мог закончить работу, возложенную на него Богом. Это было непростое дело. Мне и не счесть, сколько составлялось заговоров с целью убить его: отравить, застрелить, взорвать, или сколько засад было устроено между Уайтхоллом и Вестминстером, а также на дороге в Хэмптон. Кромвель никогда не выходил за порог без своего отряда из сорока пяти солдат и заряженного пистолета в кармане. Как ни странно, но ближе всего к смерти он оказался по вине собственной руки. Герцог Ольденбургский, прослышав о любви протектора к лошадям, прислал ему в подарок шестерку роскошных фрисландских серых, которых Оливер захватил с собой в Гайд-парк. Отобедав под деревьями в нашем обществе, он настоял, чтобы коней запрягли в его карету, и взялся править упряжкой. Он перестарался с хлыстом, горячие скакуны понесли, каким-то образом нога Оливера запуталась в вожжах, его сбросило и протащило некоторое расстояние по земле, отчего пистолет у него в кармане выстрелил. Мы доставили его, бесчувственного, в Уайтхолл, где он пролежал, прикованный к постели, три недели. По моему разумению, полностью здоровье к нему так и не вернулось, и он не знал ни единого дня без какой-нибудь хвори: колики, камни в почках, опухоли, простуды, трехдневная лихорадка, преследовавшая его со времен ирландской кампании.
Кромвель получил власть, но что проку? Всякий раз, как он пытался восстановить Парламент, тот выступал против него, и протектор его разгонял. Армия раскололась, в народе копилось недовольство. Кромвель угодил в яму, вырытую им самим. Нед будто наяву видел, как он бесконечно расхаживает по дворцу из комнаты в комнату и по плоской крыше. Наконец Уолли понял, кого кузен ему напоминает, – другого полузаключенного, Карла Стюарта.