Закон забвения

Меня часто спрашивают, каким он был. Телесно он был высоким, всего без двух дюймов шести футов росту, хорошо сложенным и крепким. Мне доводилось видеть, как он переносит наковальню на двадцать шагов и поднимает засевшую в колее телегу – ему нравилось показать таким образом свою силу в молодые годы. К книгам в те годы он тяготел весьма умеренно. О лошадях Оливер знал больше, чем любой другой из известных мне людей. Характер у него был резкий, но притом он выказывал неожиданное сочувствие любому попавшему в беду существу, будь то животное или человек. Он часто плакал и был подвержен приступам меланхолии.

Так сойдет. Теперь снова к фактам.

Приближаясь к шестнадцати годам, в лето Господа нашего 1614, я был послан отцом учиться в Эммануил-колледж в Кембридже, славном своей пуританской наукой, а Оливер в следующем году сделался студентом Сидни-Сассекс-колледжа, расположенного едва в полумиле от нашего и тоже весьма благочестивого. Я часто виделся с братом.

В уме у него всплывали разные сцены: Оливер дерется с городскими ребятами на рынке; Оливер играет в карты в верхних комнатах таверны «Роза»; Оливер возлежит с местной девчонкой на берегу реки Кем, пока Нед стоит на стреме… Вот только обо всем этом упоминать нельзя, иначе он проделает за борзописцев, сочиняющих роялистские памфлеты, их работу.

К наукам не всегда выказывал он похвальное стремление. Спустя год Оливер покинул Кембридж, не получив степени, но вовсе не из-за недостатка способностей. Дело в том, что отец его умер, и ему пришлось вернуться к семье, чтобы поддерживать мать и сестер. Я остался в Эммануил-колледже и получил степень. Лишь несколько лет спустя я узнал, что мой отец, мотовство и неосмотрительность которого расточили достояние нашей семьи, одолжил у Роберта Кромвеля шестьсот фунтов и не смог выплатить их. Из-за этого долга и недостатка средств в имении Роберта Кромвеля вынужден был Оливер бросить учебу и заняться родовой фермой. Однако Оливер никогда об этом не упоминал, а когда я узнал правду и поклялся, что уплачу ему всю сумму, он отказался наотрез, заявив, что это долг не мой, а моего отца.

Нед никому не рассказывал прежде эту историю. Даже теперь, сорок лет спустя, водя пером по бумаге, он чувствовал, как лицо его горит от стыда. Но если читатель хочет понять характер Оливера, понять, почему люди шли за ним, несмотря ни на что, этот эпизод слишком показательный, чтобы его исключать.

Следом он намеревался описать, как после Кембриджа, в двадцать с небольшим, они с Оливером жили на соседних улицах в одном лондонском приходе. Но, окунув перо в чернильницу, обнаружил, что она пуста. Где найти еще чернила?