Закон забвения

По меньшей мере раз в неделю Стрит и Джонс навещали полковников ближе к исходу дня, и они вчетвером вкупе с Девенпортом молились в его кабинете или обсуждали тексты из Писания. Во время одной из таких встреч Нед обнаружил, что неприятный запах, зачастую ощущающийся в доме, исходит от самого Девенпорта. Больше этого никто вроде как не замечал, поэтому Уолли просто старался садиться от проповедника подальше и склонялся над Библией, прикрыв ладонью нос и рот, изображая предельную сосредоточенность.

Ум его все более настоятельно искал убежища в прошлом. Он валялся на кровати, положив на грудь непрочитанный богословский трактат или книгу проповедей, и вспоминал эпизоды своей бурной жизни, так непохожей на теперешнее унылое существование. Чего он только не повидал! Сражения и осады, королевские пиры в Хэмптон-корте, затем суд над его величеством и казнь, разгон Парламента под дулами ружей, роскошь во дворцах лорд-протектора в Уайтхолле и Хэмптон-корте, смерть Кромвеля…

Именно во время одной из таких грез наяву его осенила мысль, что можно скрасить бесконечное течение времени, если записывать свои воспоминания. Вот только не впадет ли он в греховное тщеславие? Кому интересна жизнь Эдварда Уолли, помимо самого Эдварда Уолли? Мемуары должны содержать что-то полезное.

И тут ему в голову пришла идея получше.

Хорошенько все обмозговав, он прошел по коридору к кабинету Девенпорта и постучал. В комнате было пусто. Стол у окна был в точности такой, каким пользуются учителя в школах. Нед поднял крышку, взял один из листов бумаги, на которых священник излагал свои мечущие молнии проповеди, извлек из подставки перо, окунул в чернильницу и вывел:

Некоторые воспоминания о жизни его высочества,

покойного лорд-протектора Оливера Кромвеля,

написанные двоюродным братом оного полк. Эдв. Уолли.

Дальше ему продвинуться не удалось. Едва он оторвал перо от бумаги, чтобы собраться с мыслями, как ощутил, что Оливер стоит у него за спиной, склонившись через его плечо, и спрашивает, что это еще за белиберда.

– Люди постоянно просят рассказать о тебе, – пролепетал Нед.

– Ну и пусть эти чертовы идиоты просят, но меня оставь в покое!

Голос был таким реальным, что у Неда волосы зашевелились на голове. Он свернул лист и вышел из кабинета, пытаясь понять, не сходит ли он с ума.

Но на следующий день он вернулся и на этот раз не колебался, а понесся к цели во весь опор, как если бы вел кавалерийский отряд в атаку на врага.

Родился я в лето Господа нашего 1598, будучи вторым сыном сэра Ричарда Уолли из Керктон-холла в Нортгемптоншире, от коего графства являлся мой отец членом Парламента, и был воспитан в пуританской вере. Мать моя, урожденная Фрэнсис Кромвель, младшая дочь сэра Генри Кромвеля из Хинчингбрука в Хантингдоне, приходилась сестрою Роберту Кромвелю, родителю Оливера, появившегося на свет в один год со мною.

Нед помедлил. Пока неплохо. Здесь изложены конкретные факты, неоспоримые. Ему нравились факты. Покуда он имел дело с фактами, он был спокоен. Нед окунул перо в чернильницу. Кончик его заскрипел по листу.

Близость наших семей, общие религиозные воззрения и сходство возраста сделали возможным тесную дружбу, начавшуюся в детстве и продлившуюся пятьдесят с лишним лет.

Снова факты. Но дальше становилось труднее. Рассказывать про долгие летние дни в Хинчингбруке – про то, как они ходили на рыбалку, лазали по деревьям, играли в мяч и в прятки с двоюродными братьями и сестрами – показалось ему не стоящим внимания, и он решил их опустить. Прошло некоторое время, прежде чем Уолли смог продолжить.