Закончен школьный роман...

Степа улыбнулся ее упорной стеснительности, напоследок ударил кассетой о ладонь и убрал ее в карман.

— Ладно, потерплю до дома.

— А я буду переживать всю ночь, — смущенно заявила Ника. — Если честно, я не представляла, что стану волноваться, но я уже сейчас ни о чем больше думать не могу.

— Тогда, может, я все-таки здесь послушаю? — наивно предложил Степа, но Ника замахала на него руками.

— Нет! Нет! Ни за что!

— Ну, хочешь, я сразу позвоню тебе?

На сей раз она отрицательно замотала головой.

— Не надо по телефону. Лучше уж завтра утром.

Растревоженная, она вытолкала Степу за дверь.

Неужели для нее так важна его оценка? Даже сердце замирает от волнения. Она легко, не задумываясь, спела перед микрофоном, не боясь не угодить Димочке, а тут испугалась. Вдруг Степе не понравится? В какой-то момент она даже пожалела, что обмолвилась о кассете.

Вообще-то, она испытывала самодовольную гордость, когда рассказывала о своих вокальных достижениях, но теперь забеспокоилась. А вдруг Степа не воспримет их, как достижения, и подумает: «Ну вот, объявилась еще одна «певица»!». Однако, на студии всем понравилось, даже Димочке понравилось, а ведь именно он должен был отнестись особенно придирчиво, это же его песня, его детище. И Степе должно понравиться. Он же мог с первого взгляда, с первого слова понимать ее чувства и настроения, а она была искренна, когда пела. Она и танцевала так, не просто повторяя последовательность заученных движений, а живя танцем.

— Ты слушал? — коротко взглянув и в замешательстве опустив глаза, спросила она сразу, как только встретилась с ним на следующий день.

— Конечно, — утвердительно кивнул он и открыл свое главное впечатление: — Это про меня?

Ника вскинула голову, хитро улыбнулась.

— А разве там, хоть в слове, есть что-нибудь, похожее на тебя.

— В словах — нет, — согласился Степа и уверенно добавил: — Но все остальное — про меня.

Ника промолчала, задумчиво и слегка иронично глядя в его светлые глаза. Зачем в очередной раз подтверждать очевидное!

Степа протянул ей диск.

— А я думала, что ты попросишь его в подарок.

Степа самодовольно прищурился.

— А я переписал.

Конечно, песенка была вовсе не про них. И как он догадался, что она думала о нем, когда пела? А впрочем, он просто обязан был об этом догадаться, иначе между ними ничего и не произошло бы. И пусть только попробовал бы не догадаться! Он все воспринял, как она хотела, и даже, наверное, еще лучше, чем она хотела.

Они сидели за одной партой, и Ника не замечала того, что происходило в классе. Подперев голову рукой, она неотрывно смотрела и смотрела на него, пряча за упавшей прядью волос свои глаза. «Ну, наконец-то!» — думала Ника. Злоключения и несчастья кончились, и открывшиеся перед ней дали — ясны и безоблачны.

— Значит, завтра в два? — уточнила Ника, испытывая радостное волнение в предвкушении грядущего дня, и уже с утра ее голова была занята исключительно мыслями о предстоящей встрече, она заранее, неприметно для окружающих, начала к ней готовиться.

Как, собственно, и полагается девушке, она могла не успеть, задержаться, затянуть до последнего момента и в назначенный час оказаться еще не готовой, но, имея в распоряжении массу свободного времени, она махнула рукой на обычаи и собралась заранее, все-таки оставив напоследок несколько незначительных, мелких, не требующих особых затрат дел. Например, накрасить губы.

Без пяти два Ника уже изнывала от ожидания, ее неудержимо притягивала входная дверь, ее уши давно настроились на прием долгожданного вопля звонка. Но звонок не звенел, и Ника начинала нервничать.

В десять минут третьего она примеряла, с каким лицом встретит Степу, и размышляла, стоит ли уже упрекать его за опоздание. Но в «половине» она отбросила всякие сомнения и стала задумываться о причине такой непростительно долгой задержки. Хотя… чтобы ни случилось, неужели ему трудно позвонить и объясниться? А вот сама она звонить ни за что не будет. Не она же опаздывает.

Ника хотела бы перестать ждать, но, оказывается, это было невозможно. Она так и не смогла избавиться от столь безнадежного и бессмысленного занятия. Сердясь, печалясь, строя планы невероятной мести, волнуясь и беспокоясь, она все ждала, ждала и ждала. Ей мнилось: вот-вот раздастся звонок, и он появится. Только теперь он уже вряд ли может рассчитывать на теплый, радостный прием.

А вдруг с ним что-то случилось? Конечно, нет! Но случится, когда он наконец-то объявится. Это точно!

Нет, с ним ничего не могло случиться. Лучше не думать о плохом! Если бы случилось, тогда бы не он, а его родители обязательно позвонили. И все-таки, лучше не думать о плохом. Тогда о чем думать? Что могло помешать ему прийти или, всего-навсего, позвонить?

Ну, так и быть, она позвонит сама. Но как только услышит его голос, сразу отключится. Не станет ничего говорить. Вообще никогда.

Телефон нудно тянул гудки. И все. Большего Ника, похоже, не достойна, только слушать это бесстрастное блеяние.

Да и ладно. Все ясно.

Перед тем, как ложится спать, Ника заперлась в ванной и немного поплакала.