Закончен школьный роман...

— Я сейчас приду. Я, кажется… — она не стала договаривать, утруждать себя выдумыванием причин, она метнулась назад к дверям.

Только бы уйти и ничего не видеть и не слышать!

Конечно, она никуда не пошла дальше дверей, спряталась за большим щитом с объявлениями и афишами, перевела дыхание.

«Я ревную. А как же иначе!» Странный разговор. И девушка, которая без сомнения постарше Степы и с которой, вроде бы, ничего не может связывать. Ее не назовешь ослепительной красавицей, но даже разозленная и чрезвычайно критически настроенная Ника была сражена случайной улыбкой.

Ника, как и любая женщина, предвзято оценивающая представительниц своего пола, довольно легко признавала чужую красоту и очарование. И, как ни злись, уж себе-то зачем врать! Безусловно, об этой девушке, ничуть не кривя душой, с уверенностью скажешь — она привлекательная, чертовски привлекательная. И сейчас она болтает со Степой, улыбается ему восхитительной улыбкой и смотрит проникновенным взглядом.

Ника осторожно выглянула из-за щита. Сквозь огромные, от пола до потолка, окна прекрасно просматривалась вся площадка перед фасадом ДК.

Они, и правда, болтают, девушка, действительно, улыбается, а Степа стоит к Нике спиной, и она не видит его лица. Наверное, к лучшему!

Ника с досады чуть не пнула ногой щит. Все! Хватит прятаться, словно маленькой девочке, и тайком подглядывать! Почему она легко уступает какой-то смазливой девице? Да, та хорошенькая. А Ника? Разве нет? Она еще лучше. И все, что когда-то связывало эту парочку друг с другом, теперь не имеет значения. Важно то, что сейчас, между Степой и Никой, и никем более.

Ника широко распахнула тяжелую стеклянную дверь, еще одну, неспеша вышла на улицу.

Степа обернулся, будто почувствовал момент ее появления. А может, девушка ему подсказала? Глупости! Он знал сам. Он легко взбежал вверх по ступенькам и посмотрел на Нику ясными влюбленными глазами. Честное слово! И та неизвестная девушка вдруг перестала существовать, и Нике расхотелось дуться и обижаться. Она торжествующе прижалась к Степе, спряталась в его объятиях. И пусть все видят! И, главное, та. Если еще жива.

Жива! Еще как жива! Ника сама осознает спустя какое-то время, снова и снова вспоминая Степину реакцию на ее случайное появление, и начало их странного разговора, и дурацкие слова: «Ты, действительно, удивительный!» Что же произошло между ними? Наверное, что-то важное, если они оба растерялись и изумились при встрече.

— Что с тобой? — вмешивается вдруг Степа в Никины тревожные раздумья.

— Да так, — пространно отвечает она, и только спустя какое-то время задает вопрос: — Кто она?

— Тебе обязательно надо знать? — уточняет Степа, но вовсе не возмущенно, а пытаясь отговорить Нику от ее требовательного интереса.

— Да!

Он кривит угол рта. Сейчас скажет, что это неважно, что он объяснит когда-нибудь потом в более подходящей обстановке, но…

— Помнишь, ты как-то спрашивала… — он останавливается, уверенный — Ника поймет, о чем идет речь. — Это она.

И она поняла, и поначалу удивилась.

— Она же тебя старше?

— Да, — Степа невозмутимо пожимает плечами. — Она учится в педагогическом, и проходила практику в нашей школе.

— И влюбилась в тебя? — Ника под впечатлением от услышанного выстраивает банальный романтический сюжет, но Степа отрицательно качает головой.

— Нет, — и равнодушно добавляет, немного помолчав: — Поспорила с подругами, что переспит с кем-нибудь из учеников.

У Ники мурашки побежали по коже, сделалось противно и безумно жалко Степу.

— Но почему именно ты?

— Не знаю.

Степа чувствует, какое впечатление произвели на Нику его последние слова, и, раздосадованный, требует:

— Больше никогда не заставляй меня рассказывать ничего подобного! Я не умею.

Встретил Катю и обо всем рассказал Нике. Никому никогда не рассказывал, а ей рассказал. Хотя именно ей, наверное, и не следовало. А ведь давно хотелось с кем-нибудь поделиться, пусть одним словом, намеком. Но не с Никой же! Но, странно, та упорно расспрашивала. И он рассказал. А потом самому стало противно. Получилось пошло и слишком уж порочно.

Ну, и что? Пусть действительно порочно. Пусть взбесившаяся и разобидевшаяся на жизнь Катька строила из себя стерву, испорченную, бесстыжую, и в пику себе и всем совершала поступки, в которых потом раскаивалась и о которых сожалела. Он не сожалел. Потому как происходившее с ним оказалось настолько внезапным, захватывающим, пьяняще недозволенным и никогда еще по-настоящему не испытанным, словно и не реальность, а невероятный, взбалмошный сон.