Закончен школьный роман...

— Короче, где-то ближе к середине все парни, да и мужики, вились вокруг меня. Хорошо, что их было не так много! Кто с бутылкой, кто с бокалом, кто с признаниями. Пока все за столом сидят, еще терпимо, но когда танцы начинаются… Я им: «Я при исполнении. Я работаю, а вы развлекайтесь. Культурненько. По программочке. Главное, мне не мешайте!» Ну, что ты! И тут Кир наконец-то обо мне вспомнил. Всех от меня отодвинул — мол, дайте человеку отдохнуть хоть немножко! — а сам схватил меня за руку и уволок куда-то на кухню. Представляешь? И начал мне претензии предъявлять: «Ты зачем всем глазки строишь? Почему они все к тебе липнут?» Я ему говорю: «Человек я хороший, а к хорошим людям всегда тянет», — Марина удачно изобразила их беседу в лицах, а потом добавила: — Особенно, подвыпивших мужиков, — и продолжала дальше. — «И вообще, — говорю, — вы тут наелись-напились, а я челюстями работаю, да все вхолостую». Он засуетился, заволновался, натащил мне тарелок, усадил, а сам за старое: «Ты тут поосторожней! Держи себя в руках! В конце концов, ты все-таки моя знакомая. На фига тебе все остальные?» Хорошо — нашлось, чем его речи закусить, а то бы я не вынесла. А он: «Не знаю, почему, но мне не нравится, что они все к тебе пристают. Я, — говорит, — начинаю ревновать». Я бы не сказала, что он сильно пьяный был. «Ну, — думаю, — понесло!» Я вскочила: «Мне уже возвращаться пора. Меня уже ищут, наверное». А он: «Черт с ними! Перебьются! Я же тебя позвал, значит, мне — особое внимание. Захочу и уведу!» «Это куда же?» — спрашиваю. А он и отвечать не стал, все свое вопит: «Какой же я слепой! За столько лет такое сокровище не разглядел!» И т. д., и т. п. Я же не ожидала. Рот открыла, глазами хлопаю. «Все! — думаю. — Крыша у Кира поехала. Наверное, от всеобщего счастья».

Марина перевела дыхание. Почему-то она не очень торопилась с продолжениями?

— И тут начались объятия и поцелуи, — догадалась Ника.

Марина слегка стушевалась, а потом вскричала, воздев руки к небу:

— Ни за что бы никогда не поверила, что буду целоваться — с кем? — с Киром! Маразм!

— Да-а, — согласно протянула Ника, — подозрительно. Что это вас всех на школьных приятелей потянуло?

— Судьба! — сурово возвестила Марина. — От судьбы не уйдешь! И хоть некоторые пытаются, — она красноречиво посмотрела на подругу, — у них ничего не выйдет!

— Так! — Ника мгновенно переменилась в лице. — Не надо больше об этом.

— Почему?

— Не хочу.

Марина невозмутимо приподняла плечи, якобы смиряясь: «Как скажешь!» Она не зря училась на психолога. Если слишком настойчиво навязывать что-то кому-то, очень легко можно получить отрицательный результат.

Теперь Ульяна звонила, а не отпирала дверь своим ключом, хотя тот постоянно лежал в сумке на привычном месте. Но мало ли что творится дома! Братик вырос и уже имел право на уединение. Хотя, непонятно — когда он вырос? Кажется, уже давно. Он как-то неожиданно быстро перестал вести себя по-детски, удивив всех, и родителей в первую очередь.

Папа — до сих пор большой ребенок. А Степа — мудрый, невозмутимый, странный. В общем, не человек. Честное слово!

Ульяна пошла в мать. Окончила художественное училище, заочно училась в Московском «Полиграфе». Значит, Степа должен быть в отца. Ничего подобного! Вот уж кому-кому, а ему никогда не стать актером. Он не мог смеяться и плакать на заказ, он не понимал и не принимал этого мастерства. Он тонко и непривычно реагировал на все вокруг. И оставался невозмутим.

Сестра испытывала на нем свои задания по истории искусств, и, выдавая его впечатление, как свое собственное, вводила в замешательство педагогов. Ей нравилось так чудить.

Нет, у нее не братик — сказка!

Недавно встретила его девчонку. Хотя, вроде не совсем его. Да точно — его! Верная примета! Она и ей так сразу сказала.

— Ты же знаешь, от Степы ничего не добьешься. Спросишь: «У тебя хоть девушка есть?» — услышишь «Да!», и ни слова более. А тут я не только имя твое узнала, но и то, что вы учились в одном классе. Никогда с ним такого не бывало.

Ульяна надеялась, что своей искренностью расположит Нику к себе, что той приятно будет услышать, насколько без ума от нее обычно сдержанный братец. Но Ника приняла ее слова без особого восторга, и Ульяна задумалась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты не сердись на него, — не удержавшись, попросила она. — У него были серьезные причины.

— Я знаю, — спокойно проговорила Ника. — И не сержусь.

Не сердится? Ну да! Будто незаметно, что не все тут в порядке. Она же явно приревновала Степу к Ульяне в тот раз, когда они впервые встретились, а сейчас, такое впечатление, она вовсе не желает о нем слышать.

Брат открыл дверь, и, увидев его, Ульяна испугалась. Степа был не то, что мрачнее тучи — мрачнее ночи, темнее самой беспросветной черноты.

— Степ! Неужели опять?

— Нет! — отрезал он, и Ульяна наполовину облегченно вздохнула. — Тогда что?

— Все!

Она не поняла. Он имел в виду конец или масштабность случившегося?