Закончен школьный роман...

— Все не так. Я не знаю, что мне делать. Я чувствую, что делаю не то. А она… — он замолчал, стиснул зубы.

— Ты о Нике, — догадалась Ульяна. — Мне трудно что-то посоветовать, ты ведь ничего не рассказываешь.

— А стоит рассказать? — Степа посмотрел рассерженно. — Хорошо. Я расскажу.

— Она была беременна от своего приятеля, а он в это время встречался с другой. Она узнала. И тут появился я, — последнюю фразу он произнес наигранно и театрально, а затем продолжил резко и торопливо: — Но тут его угораздило попасть в аварию. Теперь она бегает к нему в больницу каждый день. А недавно она упала со сцены и потеряла ребенка, но к нему бегает по-прежнему, — Степа зло взмахнул рукой. — Да, я знаю: я полный идиот! И не надо мне лишний раз об этом напоминать! Я запретил родителям, хотя они предлагали ей позвонить. И сам я… я не хотел, чтобы так. Чтобы из жалости. Я не знал…

Ульяна сидела, открыв рот. Нет, ее не столько поразил рассказ, сколько…

— Степка! Я первый раз вижу тебя таким.

— Да? — недовольно поморщился он. — Зато не ты первая. Я уже отличился сегодня.

— Неужели? — пока Ульяна могла излагать мысли только в виде изумленных восклицаний. — И перед кем?

— Догадайся.

— А-а, — понимающе протянула она. — И как она отреагировала?

Она? — Степа, уставившись в стол, мрачно процитировал: — Она сказала: «Рушатся тысячелетние незыблемые устои. Сам Степан Романов спустил на меня собаку. Не иначе, близится конец света».

Ульяна едва сдержала улыбку — только бы Степа не заметил! — представила Нику и вдруг предположила:

— А может, зря ты на ней зациклился? Есть же и другие девчонки.

— Есть, — Степа не спорил. — Но были и другие парни. Однако ты предпочла поссориться с родителями.

— Но это совсем другое, — сначала возразила Ульяна.

— Разве? — братец глянул недоверчиво и снисходительно, и она смирилась.

— Наверное, это у нас семейное. Если что вобьём в голову, нас уже не свернуть.

— Ты раскаиваешься?

— В том, что все равно вышла замуж? — уточнила Ульяна и заверила без колебаний: — Нет!

— И… — Степа ждал продолжения.

— С тобой невозможно спорить, — сестра безнадежно развела руками. — Ты, как всегда, прав. И это неестественно. — И она предложила новый вариант: — Тогда, может, тебе какое-то время не ходить к ней? И не звонить. Пусть она начнет волноваться, задумается.

— Я уже однажды сделал это. Ты забыла?

— Ах, да, — Ульяна кивнула. — Тогда… попробуй построить глазки ее подружке.

Степа представил, как он строит глазки, представил Никиных подружек: вещую Марину, с которой проучился с первого до последнего класса, и помешанную на своем Ванечке Машу, и впервые за весь разговор улыбнулся. Но потом снова стал серьезным и грустным.

— Думаешь, после того, как ее парень встречался с другой, она правильно среагирует на мою выходку?

— Вряд ли.

Очередной совет впустую. Чего бы еще придумать? Жуткая тупиковая ситуация: мудрая старшая сестра не в состоянии дать совет своему несчастному маленькому брату. Только почему маленькому-то? Младшенький любому взрослому и опытному даст сто очков вперед. Недаром он так быстро и профессионально отметает все ее банальные идеи.

— Степ, ну, я ничего не могу предложить, кроме общеизвестных способов, — со стыдом созналась Ульяна. — Ты же у нас гений. Ты способен убедить кого угодно в чем угодно. Ты справишься и без моих дурацких советов. Только не отчаивайся! Возьми себя в руки! Ты же умеешь, — голос сестры, звучавший убеждающе и твердо, вдруг дрогнул. — Уж если ты не добьешься, чего хочешь, то… — она неожиданно робко улыбнулась, — не иначе, действительно, близится конец света.

— Улька!

Что сегодня было! Что было! Ника чисто автоматически садилась на нужный автобус, шла нужной дорогой. Голова ее была занята совершенно другим.

Направляясь к Филиппу в больницу, недалеко от дома она встретила Степу.

— Опять? — недовольно и, пожалуй, даже презрительно спросил он.

— Да! — смело воскликнула Ника, и, впервые за долгое время, Степа не промолчал.

Он высказался искренне и непозволительно громко. Можно сказать, он кричал, стоя посреди улицы и абсолютно не стесняясь.

Ника смотрела на него широко распахнутыми от изумления глазами и уже не в состоянии была оценить смысл доносившихся до нее слов. Содержание долгого и экспрессивного Степиного монолога дошло до нее в виде короткого резюме: «Я тебя люблю, а ты издеваешься надо мной».

Конечно, она и сама никогда не стеснялась признаваться в любви, но орать об этом на всю улицу еще не пробовала. А молчаливый и невозмутимый Степа преспокойненько орал и ему дела не было до всего окружающего, а тем более до того впечатления, которое производило его выступление на посторонних.

Ника не двигалась, не говорила и почти не дышала. А он выложил свой последний, решающий аргумент.

— Он тебя бросил, он нашел себе другую, а ты бегаешь к нему.

Это он не прокричал, проговорил тихо, но с такими осуждением и презрением… Почти то же самое, как если бы он ее ударил.

— Степа, — не веря своим ушам, недоуменно прошептала Ника. — Как ты мог? Как же так? Я поделилась с тобой, как с другом, а ты…