Законы амазонок. Часть 2

В кабинете остается только двое стражей, остальным приказано уйти. Анна всё так же стоит у двери, словно вросла в пол, и ни единой эмоции на лице – сама непоколебимость. Как ей удается так держать самообладание? Это немного пугает. Ксалиос указывает мне на кресло с противоположной стороны стола, сам занимает почетное место в центре. Я послушно сажусь, поглядывая то на него, то на Анну. Сложно сосредоточиться, когда мысли заняты тем, не получу ли я в спину пулю, как только потеряю бдительность.

Ксалиос отдает приказ привести мою маму. От нетерпения в ожидании встречи кровь приливает к лицу, а пятка пускается в пляс отбивая игривые ритмы. Не знаю сколько времени мы ждем. Минут пять? Десять? Мне кажется, что вечность, а то и того дольше. Стоит щелкнуть дверному замку я тут же подскакиваю на месте, едва не сорвавшись в объятия матери, но охранник у входа нацеливает на меня оружие, чем дает понять, что двигаться недозволенно. Сажусь обратно.

На глазах матери проступают слезы. Я никогда ранее не видела её слёз, и даже мысль о том, что она может дать им волю при мужчинах, кажется недопустимой. Мама выглядит иначе. Она другая! Простые брюки и однотонная футболка. Никаких замысловатых амазонских кос. Густые темные волосы свободно легли на плечи. Она не выглядит замученной или изнеможённой, да и непохоже, чтобы её оторвали от службы в рядах патрульной полиции.

Для матери уготовлено место напротив меня, по левую сторону от правителя Ксалиоса.

– Ну что ж, теперь я з знаю, какой мотиватор нужно было применить, чтобы ты согласилась на беседу со мной, ― склоняя голову резким кивком в мою сторону, ерничает правитель перед матерью.

– Нам не о чем было говорить, ― резко отвечает мама, тут же возвращая свой взгляд на меня.

Она такая красивая… Не могу поверить, что снова вижу её. Как же мне хочется уткнуться носом в её объятия.

– Уверена?

– Мам… ― жалобно протягиваю я, не сдержавшись.

– Пф… ― фыркает в смешке Ксалиос. ― Мам, ― утвердительно повторяет за мной.

Он закрывает ладонью лицо, утопает в кресле, и пристально пялится на меня, мельком поглядывая на портрет на стене. И я невольно повторяю за ним.

На портрете Элеонора совсем молодая, лет двадцать, а может и того меньше. Светлые волосы ниспадают на плечи, обрамляя круглое лицо. Голубые глаза на фоне бледной кожи кажутся более выразительными чем есть. Строгий нос, аккуратный рот, заостренные скулы… Чем дольше и внимательней я её разглядываю, тем больше каждая черта, умело прорисованная художником, навеивает сумасшедшую мысль, что именно так я буду выглядеть через пять лет.

Удивительно, в детстве я считала себя страшненькой, из-за того, что была не такая, как все. Мне даже приходилось отчитывать себя бессонными ночами, что я позволяю себе размышлять на тему внешней красоты, ведь у амазонок это постыдно. Красива та, которой чужда лень, глупость, и трусость, всё остальное неважно. Но только не для меня. Я чувствовала себя гадким утенком ровно до того момент, пока не поняла, что я в целом не такая, как все. Тогда проблема внешности отошла на второй план, больше заботила слабость и трусость.

– Мам… ― уже более требовательно повторяю я.

Мама не смотрит мне в глаза, она обращается к Ксалиосу. В этом взгляде столько боли, что моё сердце съеживается до размеров с горошину. Что с ней такое? Где делась та амазонка, что меня воспитала? Что бранила меня за малейшее проявление слабости, даже наедине с собой?

– Зоуи отдала её мне. ― В зале повисла тишина. Наверное, можно услышать, как я моргаю. ― Умоляла забрать, ― продолжила мама, подняв выше нос. Вот теперь её твердость напоминает женщину, что меня воспитала. ― Ты предал её любовь. Её сердце было разбито.

Я не знаю, что и думать, и никак не могу связать воедино тот поток информации, что как лавина накрывает меня сейчас с головой. Руки дрожат, приходится сцепить их под коленями.

– Предал любовь? ― грубо переспрашивает правитель, слегка поддавшись вперед. ― Обещанный ей брак был сделкой! ― переходит на крик. ― Она прекрасно знала, что моё сердце было занято. Я любил ту, которая никогда бы не стала моей – тебя! Я был честен с ней. Ей был обещан весь мир взамен на маленькое одолжение – родить мне наследника! А что сделала она?

Сердце издает такое количество ударов в секунду, что, наверное, я сейчас потеряю сознание. Странное чувство в груди, словно желчь от обиды заливает органы, обжигая их. Так вот оно значит, каково это, знать, что тебя бросили.

– Её чувства были настолько сильными, что она не смогла справиться с горечью обиды, будучи отвергнутой тобой, ― накаляет градус диалога мама.

– По-видимому чувство юмора у нее оказалось сильней остальных чувств! Она не просто сбежала из дворца будучи беременной, она отдала мою дочь тебе!

– Мою дочь! ― перебивает Ксалиоса мама. ― Она моя дочь! Вы оба сделали свой выбор. Никому из вас она не была нужна! Каждый остался при своем горе, а Ливия осталась со мной.