Закулисные тайны и другие истории…

Да, я горжусь им. Он великий маэстро и чудесный человек. К сожалению, наши расписания устроены так, что видимся мы довольно мало. Я сейчас здесь, а он в Европе, потом он приедет на недельку в Нью-Йорк, а потом он едет в Бостон, а я в Европу… Но мы ежедневно в Скайпе, а потом, нас связывает наша очаровательная дочка Анна Андриана, ей сейчас четыре с половиной года. А знакомы мы с ранней юности, и мы вместе начинали. Но он пошел быстрее, у него начались выезды за границу, какие-то контракты. А я всё еще была рижской певицей. Но потом и моя судьба пошла вверх. И сегодня мы, пожалуй, на равных, он – в области симфонической музыки, а я – в опере.

У вас есть общие планы?

Да, безусловно, в том числе и в Мет. Но я не хочу быть женой известного дирижера, а он не хочет быть мужем известной певицы. У него – своя жизнь, у меня – своя. Если иногда они пересекаются – это очень хорошо.

А чем вы объясните, что сейчас на мировой музыкальной арене столько людей из Прибалтики, в частности из Латвии. И вы, и Гаранча, и Антоненко, и Марина Ребека, и дирижеры Янсонс и Нелсонс.

Янсонс он вообще-то питерский, хотя по национальности латыш.

Да, я знаю, мы с ним когда-то учились в Питере.

Чем это объяснить? Не знаю. Никакой такой особой школы у нас нет, и нет какого-то знаменитого педагога, который бы всех учил. У каждого своя судьба, свой «путь наверх». Но конечно, для маленькой Латвии действительно удивительно много мирового класса звезд. Ну что же, мы гордимся этим. Но у меня был свой путь. Я же пела в хоре…

Да, я знаю. И считаю, что для оперного певца попеть в хоре – это очень здорово.

И я работала очень много. И училась всему сама. И всё время была в театре, слушала все репетиции, и оркестровые, и рояльные с солистами. На меня смотрели как на ненормальную. Обычно, вы ведь знаете, хористы – только закончилась репетиция, а их уже след простыл. А я никуда не бежала. И так всему и научилась. Сама. Я была одержимой. И неожиданно случился прорыв. Маэстро Баренбойм пригласил меня в Оперу «Unter den Linden». Я спела «Тоску» и он тут же пригласил меня в новую постановку «Игрока». Это был скачок. И понеслось. Были всякие неожиданности. Я пела несколько прослушиваний в Вене. Там были всякие известные люди. И ничего. Никуда не зовут. А потом через год меня приглашают в Ковент-Гарден петь «Чио-Чио сан». Прихожу, дирижер мне говорит: какое счастье, что я вас нашел! Я говорю: «Маэстро, а вы меня не помните? Я пела для вас прослушивание!» Выяснилось, что он забыл об этом.

Давайте вернемся к премьере «Манон». Я знаю, что вы не читали книжку Аббата Прево, первоисточник этой оперы.

Да, я не читала. Я вообще никогда не читаю первоисточники опер.

И это абсолютно правильно. Потому что очень часто, почти всегда, опера отличается от текста, написанного писателем, будь это даже великий писатель. Сравните «Пиковую даму» Пушкина и Чайковского, «Кармен» Бизе и Мериме, «Фауста» Гете и Гуно. У них очень мало общего, и это нормально. Композитор уже сделал свое преображение материала, представил свое видение этой истории. И надо исходить только из этого видения, а не пытаться возвращаться к первоисточнику, как делают многие режиссеры, пришедшие из драмы. Но в случае последней «Манон Леско» режиссер Ричард Эйр, безусловно, высокий профессионал, поставивший немало опер.

О да, я тоже его давно знаю и ценю. Он поставил несколько шедевров, например оперу «Вертер» Массне с Кауфманом в заглавной роли.

Я тоже видел этот прекрасный спектакль. Но не показалось ли вам, что с этой своей идеей переноса действия «Манон» в 40-е годы ХХ века и сделать это в стиле «фильма нуар», он немного перегнул палку…