Залив девочек

От слабости я уже ничего не могла, взмолилась: «Мариманн, дай мне увидеть сына! Я сделаю все, что пожелаешь!» Мальчишки, рискуя сорваться в воду, тянули меня, а я висела, как гнилой баклажан. Потом вспомнила, что мое тело сильное, оно знало и физкультуру в школе, и танцы, оно рожало, оно заботилось о семье из двенадцати человек. Я зарычала и стала подтягивать себя на эстакаду.

– Тетушка, еще немного.

Я завыла и вывалила себя на мост, как убитую англичанами корову. Я плакала, я целовала бетон. Я говорила: «Спасибо, Мариманн! Спасибо, добрая мать! Клянусь, я выполню все!»

* * *

– Тетушка, идти некуда. Ночь придется тут переждать, а с утра видно будет. У вас вся одежда сырая. У нас есть сухие вещи. Мы глядеть не будем, поменяйте.

Они вытащили из рюкзака и слоев полиэтилена штаны и футболку, даже маленькое полотенце. Я отошла в сторону, в темноту, и переменила одежду. Она едва на меня налезла, чуть не треснула по швам. Голый живот торчал, а мужские спортивные штаны крепко обтянули ноги, но я радовалась этой одежде, как сари, расшитому золотыми нитями.

Мокрый шальваркамиз я повесила на ограду. Мы стояли с парнями в темноте, и мне показалось, что я услышала далеко-далеко голос Винкей: «Помогите, помогите! Люди!» Потом все стихло, только журчала вода, стучали о бетон бочки.

Мы уселись на рельсы, стали пережидать ночь. Тишина была жуткой и угнетающей, я не переставала молиться Мариманн, с ней мне не было так одиноко. Я плакала, хотя слезы давно должны были кончиться.

– Мы были в кампусе, – стал рассказывать студент, чтоб отвлечь меня и себя от густой тьмы, обступавшей со всех сторон. – Мы с другими ребятами долго стояли и смотрели, как вода прибывает. Приехали спасатели, стали вывозить людей из домов рядом. Мы закричали: «Эй, эй, мы здесь», но нам сказали: «Вы из другого района и к нам не относитесь. Ждите своих властей». Еды не было, воды тоже. Девчонки остались ждать, а мы отправились за помощью, мы думали раздобыть немного продуктов. Взяли сухие вещи на всякий случай. Девочки умные, замотали их в полиэтилен от дождя. Мы шли, мы искали магазин. Коум разлился и отрезал путь обратно.

– Там моя девушка Нина, – грустно сказал второй парень. – Моя Нина стоит сейчас на крыше, смотрит в ночь.

– Да спит она давным-давно, – засмеялся другой парень. – Она не твоя девушка, ты просто хочешь так думать.

– Не знаешь, так и не говори! Мы никому не рассказываем, что у нас отношения. Она моя, моя женщина, моя любовь, – он вздохнул и запел.

Я знала эту тамильскую песню, одну из любимых песен Винкей, мы подхватили:

– Иту кулантай патум талатту,
Иту ираву нера пупалам,
Иту меркил тонрум тонрум утаям
Иту натиялата отам,
Эту колыбельную младенец поет,
Это мелодия ночи,
Рассвет, что на западе восстает.
Это лодка одна без реки плывет,
Это следы того, кто ходить разучился.
Каждый день я тяну колесницу
С пропавшей веревкой,
Наблюдаю на небе бескрылую птицу.
Каждый день я о той вспоминаю,
Кому все равно.
Из зародыша древнего будут стихи мои,
Сколько времени я проживу
В этой любви одинокой?

Мы пели вместе, снова пошел дождь. Студенты достали дождевики, отдали мне один, а сами укрылись кое-как другим. Так мы ждали утра, мы перепели тысячи песен, которые знали. Одну за другой, на хинди, на тамильском, на каннада – песни про любовь и огромную печаль.

Грейс

Ткнула меня вилкой. Нет, не больно, унизительно.

– Эй, марумурал, а правду в газете пишут, что у твоего дома даже фундамента не было? – хохочет, в глазах костры. Да она сумасшедшая! Как я раньше не поняла? Ничего не надо отвечать, молчи, молчи, она сейчас успокоится.

Как нам было хорошо в утробе, полной воды. Я бы хотела остаться там, плавать среди веточек и разных вещей, как двухмесячный эмбрион, выныривать на желтый огонек.

Мужчины ломали двери на последнем этаже. Мы сварили завтрак из того, что нашли по квартирам, и стали ждать. Первобытное племя, чью стоянку навеки покинули зубры и быстроногие лани.

Мы ходили от костра наверх и снова вниз, как по горным тропам. В обед мы сварили последний рис и съели орехи. Почти все отдали детям. Беременной соседке тоже насыпали хорошую порцию. Остальные доели остатки. Каждый вынес что-то к костру, но племя наше было огромным – целая Башня. Обитатели пещер, чужих друг другу в обычные дни, в далекой повседневности.

После обеда у нас осталось немного муки, чай и растворимый кофе. Папа сказал, что надо тратить гранулы экономно и не пить чай без остановки.

– Чай поможет нам от отравления. Посмотри, какая сырость, того и гляди начнется холера.

– Чай помогает бороться с гриппом, брат. Посмотри, какая сырость, того и гляди зачихаем.