Залив девочек

Почему, почему он не написал? Я напечатала: «Сокровище, где ты? У нас сильное наводнение, но у меня все нормально». Потом я стерла «сокровище» и «у меня все нормально». Я разозлилась из-за его молчания. Отправила сообщение. Никакого ответа не было. Десять минут, двадцать минут, двадцать три минуты.

Потом пришел папа.

– Надо быть с гостями, – строго сказал он. – Нехорошо уходить.

* * *

Ашвин приезжал к нам каждый день. Привозил даже свежие пакоты, с которых еще капало горячее масло. Все соседи начинали улыбаться, когда слышали звук лодочного мотора в безмолвии бывшей улицы, а в те дни – реки Сандхомхай. Все соседи с удовольствием выступали на камеру, говорили о том, как хорошо нам помогает корпорация.

Он привозил лекарства и бинты раненой бангалорской женщине. Он привозил коробки чипсов, фрукты, чистую воду и даже ликер папе. Все, что невозможно добыть в исчезнувшем городе, он доставал из воздуха. Я со страхом ждала день, когда он попросит отца об оплате.

Я звонила Клименту Раджу много раз, а потом бросила. Я поняла, что он забыл меня и прекрасно проводит время. Все хотят себе белую девушку, вот он и нашел. С иностранками проще, нет всех этих проблем с папой, с разницей в обрядах, в сиро-малобарской и римско-католической церкви.

Стоило мне остаться одной, в душе или туалете, я плакала от горя. Слез во мне было не меньше, чем воды в Мадрасе. Иногда меня захлестывали ненависть и обида, хотелось разбить себя о кафель, разрушиться на тысячу кровавых кусков. Я кусала себе запястья и выла куда-то внутрь себя, чтоб никто не слышал: Дева Света, помоги, я люблю его, так люблю!

Циклон прорвался через Гаты, дожди прекратились. Вода медленно отступала, словно город всасывал ее маленькими глотками. Вода оставляла зеленые полосы и грязь на стенах, жирный маслянистый ил в улицах. Было жаль, что вода уходит. Лучше бы наводнение осталось навсегда: девочки жили бы с нами на диком острове.

Я думала: «Лучше б мы все умерли, чем увидеть день, когда нам предстоит расстаться!» Тогда я хотела закончить свою жизнь, но жила. Я делаю это и теперь.

* * *

В городе стоял запах улиток. Дороги походили на русла пересохших рек – в черном иле, мусоре, с телами животных, над которыми роились мухи.

Говорили, что погибших людей негде хоронить, а на кладбище Килпок размыло могилы, мертвых отнесло в улицы.

Проулки были усеяны поломанными вещами, тряпками, автомобилями, забиты грязными ветками. Через руины папа ездил в детские дома, утверждал договоренности о местах для девочек.

– Это только на время, пока не найдем спонсоров. Потом, я верю, мы заберем их. Как я не считал, как не крутился, нам нечем их кормить. Я должен в этом месяце расплатиться с банком, иначе он отнимет наши комнаты в Башне. Бездомные, мы не сможем вернуть девочек.

«Всему Мадрасу нужен спонсор», – подумала я. Мы говорили тихо в бабушкиной комнате. Стены обросли густым черным грибком, по которому бегали капициды.

– Как мы им скажем? – прошептала я.

Последние три дня я почти ничего не ела, от нервного напряжения и из-за того, что хотела побольше оставить девочкам. У меня пропали месячные, я стала очень худой, с зеленоватыми тенями под глазами, как у папы.

Папа не получил заработка из-за наводнения, моя выставка была разорена. Если можно было придумать худшие дни, то они настали.

– Не все так плохо, – сказал папа. – К старшим приедут женихи, думаю, это дело сладится. Два Хлеба хочет забрать пара сикхов из Бомбея, впервые за столько лет кто-то хочет удочерить… да еще сразу двух сестер! Кстати, их будущая мама актриса! Она мне уже пять раз звонила, все спрашивает, не забрал ли кто девочек. Через воскресенье мы сделаем маленький, но хороший праздник. Эти дни мы еще как-нибудь продержимся, я продал часы и бабушкины кольца. Хотя цены на вещи сейчас упали из-за наводнения. Все что-то продают, даже виниловые пластинки продают на рынке. За это время мы подготовим девочек. Да поможет нам Господь!

У меня внутри стоял ком удушья. Как мне отдать своих родных детей в темные приюты, в катакомбы? Папа все говорил и говорил, как припадочный, тем же голосом, какой у него был, когда мама пропала в Колачеле.

– Мы не можем держать детей голодными, мы должны одевать и учить их. У нас огромный долг перед банком и неоплаченные счета. Я буду искать спонсоров до последнего, но нам нужно, чтоб о детях позаботились какое-то время. Если сейчас мы не начнем гасить долг, банк заберет эту квартиру в Башне, и тогда мы уже никого не вернем и никому не поможем. А мы должны помочь и следующим поколениям.

Папа снова и снова объяснял эту причину, оправдываясь перед судьей, который в нем же и вершил свой суд. Мне казалось, что эта причина мелкая, ничтожная. Лучше б мы пошли на улицу, но все вместе.

Бабушка лежала в своей комнате, прошлое смешивалось в ее голове с настоящим. Она постоянно что-то бормотала.

Чарита