Залив девочек

После потопа Ноччикупам вонял, будто тухлые рыбьи кишки. Мы вернулись туда с сыновьями и увидели, что всю землю устилают водоросли, в которых запутались шлепанцы, картонки, пенопласт, полиэтилен, разодранный Бэем в клочья. Младший нашел чью-то свадебную фотографию в рамке.

– Смотрите, чья-то свадьба.

– Брось, – сказала я, – сглазят тебя еще. Брось подальше в Бэй.

Мы боялись возвращаться домой, узнавать, что стало с Ядавом. Боялись его смерти и боялись встретить его в здравии. Мы постояли на берегу. Посмотрели на Бэй, на Ноччикупам. После дней в доме Леона я отвыкла от своего дома, подумала, что живу в кошачьем желудке.

Над лачугами торчал лес палок с примотанными к ним лампами, на палках и проводах сидели птицы. Я ждала от них подсказки, но птицы молчали.

– Пойдемте, дети, – сказала я, решившись. – Мы не узнаем вкус креветки, пока не поймаем ее.

Мы зашли в Ноччикупам. Соседи вычерпывали воду из лачуг и выплескивали на дорогу, отжимали тряпье.

– Твой муж тебя искал, – сказали женщины.

– Знаю, – сказала я, чтоб они не лезли. Каждый пусть метет перед своей дверью.

То, что Ядав дома, стало ясно еще на лестнице по запаху дези-ликера. Мы вошли в квартиру, где дышать было нечем от солнца, сырости и яда, которым он наполнил желудок. Он сразу принялся бить меня об стены, таскать за волосы. Я сопротивлялась, изворачивалась, как кошка. «Ничего, – говорила я себе, – боги все видят! Я-то знаю, что родилась под счастливой звездой». Сыновья убежали в кухню и плакали там.

Мы долго боролись, я упала, он стал пинать меня ногами. Тут мой старший сын вышел с огромным ножом для рыбы и сказал как мужчина:

– Я зарежу тебя, аппан[62].

Ядав посмотрел красными глазами, плюнул на пол и ушел. В магазин для пьяниц, наверное.

Дела мне до него не было. Я встала, расчесала волосы – разодрала пальцами узлы, припудрила лицо, накрасила губы, принялась убирать в доме, замесила тесто из мокрой муки. Я всплакнула, но вовсе не из-за мужа или синяков, боли в теле, а из-за того, что скучала по Леону. Я боялась за свою любовь. Всех девочек отправляли в большие приюты.

Потом я сказала себе: «Что толку плакать, когда птицы склевали все зерно». На всякий случай вечером я вышла на улицу поговорить с соседями, разузнать о работе, может, где-то нужна служанка. Я спрашивала у тех, у других, они сказали, что спросят у третьих.

В глубине сердца я уже знала, что это не нужно. Моя счастливая звезда продолжит светить. Так и вышло.

* * *

На другой день я отчищала стены от плесени: сначала комнату старой госпожи, потом гостиную. В гостиной накидки на креслах нужно было перестирать – столько народу тут сидело, ткани потемнели. Подушки я хотела просушить на солнце.

Грейс, ангел, уже сказала девочкам, что им придется какое-то время пожить в другом доме, теперь все ревели. Мне казалось, это Бэй гудит от шторма. Я и сама едва сдерживала слезы.

Тут приехал этот богач, что помогал во время наводнения. Такой безобразный, о кадавулаэ! Лысый спереди, а сзади с волосами, низкий, с огромной головой, уши торчат, как у обезьяны, в разные стороны, ручки коротенькие.

– Где я только не бывал, – сказал он и вытащил из пакетов на стол свежее мясо и сладости, – в Малайзии, в Китае, даже в Шотландии, где так холодно, что горлу больно дышать. Но нигде я не встречал таких красивых девочек. Почему вы все ревете?

– Нас переселяют, – сказали малышки. Я не знаю, чье бы сердце не порвалось при этом.

– Ну, тогда я должен жениться на одной из вас, – сказал этот гном-богач, – и ваш приют не закроют. Король солнца такого не допустит.

Потом Леон с дочкой и старая госпожа зашли в гостиную. Леон глазами попросил меня уйти. А как же мне хотелось послушать! Я прижала ухо к двери, но из-за рева девочек ничего не разобрала. Они долго там сидели, а потом гном вышел. Он не шутил больше. Ни с кем не попрощался, покатился по лестнице.

Я зашла, дочка Леона плакала. Я подумала, что сырости в последнее время стало чересчур много, никаких тряпок не напасешься. Старая госпожа вздыхала и молчала. Мой Леон курил.

– Все мечтают о таком, а ты плачешь, – сказала старая госпожа неуверенно. Она стала совсем плохая. Видно, подходило ее время.

Я подумала: «Неужели отдадут ее за старика! Где он и где она? Даже с золотыми горами он ей не пара. Да и по годам ровесник отцу. За что нам, женщинам, такая мука?»

– Не нужно враждовать с крокодилом, если вы живете в воде, – сказал Леон грустно. – Такие предложения каждый день нам делать не станут.

– Не смотри, что он немолодой, и на лицо не смотри, – сказала старая госпожа. – В реках часто можете найти то, чего нет в океанах.

– Хорошо, хорошо, – сказала леди Грейс, голос ее задыхался, – позвоните ему, скажите, что я согласилась.

* * *

Я разозлилась: он, что ли, не видел своей дочери никогда? У нее нет матери, так дайте хоть я скажу.

– Я простая служанка, Леон, мое дело стирать белье и готовить рис. Только неужели нельзя было отказать? Даже у нас в Ноччикупаме не отдают и не сватают с такой разницей, молодые должны приглянуться друг другу. Им целую жизнь жить вместе.