Залив девочек

В теле юноши он пришел на деревенский праздник, и там девушка, залюбовавшись им, подарила ему свои браслеты. Он вернулся к баньяну и снова надел тело краба. Он приполз к молодой жене и положил перед ней подаренные браслеты. Она испугалась, но все-таки решила проследить за крабом. Она заметила, как он говорит с баньяном, как кладет тело краба в дерево. Она подкралась и сожгла крабовую оболочку. А с мужем они встретились на танцах и вместе пошли домой.

– А зачем он вообще был крабом? – спросил друг Лучика.

– Наверное, он хотел, чтоб его полюбили даже в облике краба, – грустно сказала я.

Даже сказка напоминала мне Климента Раджа, это он был крабом, он был прекрасным юношей на празднике, а я была его невестой. Я думала о нем больше, чем о еде и питьевой воде, которой почти не осталось. Я думала, как расскажу ему об этих днях.

Сумерки сгущались, закручиваясь размытыми спиралями. Мы собирались попить чаю у костра и ложиться спать, когда услышали рык лодочного мотора. Звук приближался, почувствовался запах бензина. Мы все побежали на балкон.

– Это спасатели едут! – засмеялись соседи.

Я тоже засмеялась и тут же вздрогнула: это были не спасатели, а тот человек из корпорации, Ашвин. Он ехал на лодке, на борту которой было написано название службы такси «Ола»[61]. Блестела его огромная лысая голова, утопленная в плечах. Он махнул мне снизу маленькими ручками и крикнул:

– Доставка обеда!

Дети завизжали от удовольствия, а мое сердце сжалось от тоски. Кроме лодочника с ним был человек с тяжелой камерой.

– Вот кого нам не хватало, – сказал папа, его лицо стало грустным.

Мы спустились. Лодка заплыла прямо в Башню через открытую террасу. Пристала к первым незатопленным ступеням. Ашвин и его шофер выгружали гуманитарную помощь. Человек включил камеру, подсветку и снимал: наш костер, людей на полу, разрушающиеся стены. Ашвин встал перед камерой боком, как фигура с древнеегипетских папирусов. Боком он передавал коробки жильцам Башни, смотря не на людей, а в камеру.

– Здравствуйте, – сказал он отцу, но снова в камеру, – помощь от корпорации Ченная, так, по мелочи для начала. Был на выставке вашей дочери, она рассказала мне, что есть некоторые трудности, особенно теперь.

Я заметила, что они с папой почти ровесники. Только папа носит усталую красоту стареющего льва, а Ашвин так и родился старым.

Ашвин привез горячее мясо, тушеные овощи в термосах, хлеб.

– Это детям, – сказал он, прикоснулся рукой к маленькой грудной клетке и посмотрел в камеру. – В эти трудные дни корпорация должна прийти на помощь обездоленным.

Еду разгрузили, камеру выключили, оператор сел на пол, стал смотреть, что там у него получилось.

– Вижу, вы тоже живете как беженцы. Возле яхт-клуба, где я живу, дела не лучше. Наводнению безразлична цена недвижимости, – сказал Ашвин папе.

После его приезда все оживились, из сонных людей превратились в добрых соседей. Разговаривали и шутили, напевали песни. Только я и папа были невеселыми.

* * *

На другой вечер он снова приплыл на лодке с названием такси на борту. Он привез коробки бананов, риса, лапши, курицу. Он привез одеяла и генератор. Все бросились заряжать телефоны, я, конечно, тоже. Оператор снова снимал раздачу подарков на камеру. Дети лезли в объектив, галдели, как обезьяны, им хотелось, чтоб их показали по телевизору. Ашвин гладил их по волосам. Потом он сидел с нами у костра, и аромат арабских духов перебивал ужасный смрад гнилой воды, тлена и гари.

Он рассказывал подземным голоском:

– Старый особняк моего деда у лодочного клуба нужно серьезно ремонтировать. Адьяр сильно разлился. Мы с матушкой перебрались в наш апартамент, в Нангамбаккэм. Неожиданно, но там есть свет. Все-таки вокруг столько консульств, а рядом с нашим домом и вовсе американское посольство. Правда, сейчас оно пустует.

Он выставлял свой прайс, упоминая лодочный клуб на реке Адьяр, возле которого селится городская элита; Нангамбаккэм – район, где расположены здания посольств, торговых компаний и роскошные отели.

Меня раздражало его хвастовство перед нашими простыми соседями, которые слушали его с открытым ртом, глядели на него во все глаза. Думали, наверное: «Вот уж будет что порассказать после потопа!»

– Пусть дети станцуют, – сказал его оператор.

Это было уже слишком. Хотя раньше наши девочки танцевали перед гостями, я и сама часто танцевала с ними. В тот день я ждала, когда зарядится телефон, и как только нарисованная батарейка чуть окрасилась зеленым, побежала наверх в комнату. Так дети бегут с фосфорическими червяками в тайные места.

Я стала звонить Клименту Раджу, шли гудки, но никто не отвечал. Никаких сообщений от него не было, приходили другие от ребят художников: «Как ты?», «Как вы справляетесь?», «Есть ли свет?», «Не знаешь, что с выставкой?» От Климента Раджа ничего. Яд неизвестности отравил меня с ног до головы.