В противовес усвоенной нами со школьной скамьи философии, где свобода, зависимая от необходимости, мыслилась только как свобода выбора, как возможность поступать так или иначе, пойти направо или налево, Бердяев настаивал, что свобода – это независимость личности изнутри и не выбор между поставленными передо мной добром и злом, а мое созидание добра и зла. За абсолютный догмат он признавал лишь свободу собственной совести.
Поколению, к которому я принадлежу, всю жизнь настойчиво внедрялось в сознание признание свободы лишь как познанной необходимости. Не скрою, оно вызывало сомнения, ибо в нем было всегда много необходимости и мало свободы.
1. Иллюзии свободы
Мы все чаще обращаемся к авторитетам, ищем аргументы, чтобы преодолеть смятение, растерянность и понять то несуразное, что произошло сегодня с нами и с нашим обществом. Пытаемся понять, что стало с перестройкой и с ее лидерами. Мучительно размышляем над тем, так ли неисповедимы, как и пути Господни, пути российской демократии после августа 1991 года.
Справедливо замечено, поле боя после победы обычно остается в руках мародеров. Случилось так, что наши представления идеалистов от перестройки о том, как будет складываться наша жизнь после того, как мы покончим с административно-тоталитарным режимом, откажемся от партийной гегемонии, решительно разошлись с тем, что получилось в реальной жизни. Свобода от диктата административно-командного центра, от КПСС представлялась ничем не затуманенной, голубой мечтой. Привлекательные идеи свободы в представлении того же Н. Бердяева, которые я намеренно изложил вначале, выглядели такими благородными, что казалось, ничто не могло омрачить их превращение в практическую плоть, стоило лишь разрушить старый государственный механизм с его несправедливостью и насилием.
В наших представлениях преобладало наивное ожидание того, что свобода все устранит и все наладит сама, а дитя свободы, вожделенный рынок, образует, организует и расставит все по своим местам. Но вот уже второй год торжествует официально провозглашенная свобода, и мы видим, как сначала помутнела, а затем и вовсе превратилось в нечто несуразное наша голубая мечта. Государственные институты, вооруженные многочисленными законопроектами, оказались неспособными защитить человека, и он не может воспользоваться провозглашенной свободой. А сама свобода на наших глазах превратилась в ничем не ограниченную свободу насилия и грабежа, беспредельного воровства и легализованного мздоимства.
Что же случилось с нами и страной? Как могло случиться, что современная демократическая власть, на знаменах которой были начертаны лозунги равенства и справедливости, бескомпромиссной борьбы с привилегиями, не только не отменила привилегии, а во много раз увеличила их. В сравнении с умирающим здравоохранением России, на которое, по официальным данным, выделяется теперь всего лишь 1,8 миллиарда рублей, затраты на правительственный аппарат уже составили многие миллиарды рублей. Почему, разрушив центр, на обломках старых государственных структур был создан еще более громоздкий и дорогостоящий бюрократический аппарат, обслуживающий преимущественно себя?
Как могло случиться, что более 70 % населения страны, тоже по данным статистики и социологии 1992 года, в результате реформы, осуществляемой во благо народа, оказалось в положении нищих и начался процесс вымирания нации? Впервые за многие годы вследствие социальной катастрофы в стране стало больше умирать людей и меньше рождаться. По данным статистики по итогам 1992 года, население России сократилось более чем на 70 тысяч человек. За прошедший год число родившихся сократилось почти на 200 тысяч, превышение умерших над родившимися составило 185 тысяч.
Или наши надежды на свободу были лишь иллюзией, которой никогда не суждено воплотиться в реальность? Или свобода действительно лишь осознанная необходимость, строго охраняемая государством? Замечу в этой связи, что в наших намерениях жить по нормам общечеловеческой морали мы должны понять: все извращения нашей действительности, которые ныне делают нашу жизнь невыносимой, – мутная волна преступности, воровства, взяточничества, коррупции на всех уровнях власти – не имеют коммунистической или демократической принадлежности, они аморальны и антизаконны при любых общественных отношениях. Все зависит от объективных условий, благоприятствующих или препятствующих проявлению всех этих общественных деформаций.