Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства

Беседа у президента СССР была формальной, дипломатической, Горбачев убеждал меня в том, как он хорошо ко мне относится и как важно мне сейчас оперативно подготовить предложения по созданию Министерства информации и печати СССР и вернуться к старому делу, но с новыми подходами. Мои оценки и замечания о ситуации на телевидении он выслушал без интереса, видно было, что его мало интересуют новая структура и наши предложения, ибо, как он заметил, надеется на решительность Л. Кравченко и его предшествующий опыт.

Еще раз вынес я из этой последней встречи, что Горбачев, к его несчастью и к бедам Отечества, лишен главной способности руководителя – умения слушать людей, он всегда внимательно слушал только себя. Оттого и не дано было ему понять, что состояние телевидения адекватно отражает то состояние, в котором находится общество. Горбачев в понимании ситуации в сфере массовых средств информации не мог в себе преодолеть сложившихся старых представлений провинциального секретаря Ставропольского крайкома КПСС, и помочь ему в этом никто не мог. Не понял я тогда одного: почему ему нужно было еще сохранять меня в составе правительства? Говорю об этом, ибо на этой, последней с ним встрече я просил отпустить меня на научно-педагогическую работу в Академию общественных наук, где я продолжительное время сотрудничал как профессор и был в составе ученого совета. Он ответил, что не может поддержать эту просьбу, ибо наступают слишком тяжелые времена и надо, чтобы те, кто начинал с ним перемены в 1985 году, прошли свой путь до конца. Были ли эти слова результатом интуиции грядущих поражений или боязни остаться совсем одному, не знаю, но за подлинность их ручаюсь.

Почему я согласился остаться в составе правительства и вернулся в оставленный ранее Комитет по печати? Вернулся, ибо еще надеялся завершить свои намерения по переменам в издательском деле. Я сохранил свои связи с издателями и знал: многое там остановилось примерно на том месте, где было оставлено. Вернулся, ибо до конца еще не предполагал, что деятельность правительства находится в стадии агонии. Справедливо замечено: слепой теряет посох один раз. Утрата Горбачевым последнего своего исполнительного посоха – Совета Министров СССР означала конец исполнительной власти центра и поставила президента СССР в положение беспомощного слепого.

В этих условиях приход в Гостелерадио Л. П. Кравченко с полномочиями выполнить волю президента СССР выглядел делом безнадежным. Кратковременное пребывание его в роли председателя Гостелерадио СССР лишь ускорило процессы деформации и противостояния на Центральном телевидении. Попытки сохранить административное управление телевидением были обречены. Наблюдая со стороны за этим бессмысленным противоборством, которое было лишь на руку тем, кто был заинтересован в окончательной дестабилизации общества и дискредитации власти Центра, я ничего, кроме жалости, не испытывал к человеку, удостоенному «высочайшей» милости быть жертвой.

По старой, сохраняющейся и ныне скверной традиции никто из тех, кто пришел на Голгофу телевидения после меня, не проявил интереса к тому, чем был занят их предшественник, что помешало ему нести свой крест. Все оставалось по-прежнему – никто не хотел не только учиться у прошлого, но и понять его.

Время, отпущенное мне судьбой для телевизионных испытаний, оказалось, к счастью, кратковременным, и я не считаю его потерянным, затраченным впустую, ибо оно многому меня научило. Обогатило представления о себе, о людях – и тех, с кем довелось нести тяжелую ношу, и тех, кто в эти роковые годы стоял у вершины власти.

Глава VI Свобода – тяжкое бремя

«Свободен наконец! Свободен наконец! Слава всемогущему Богу, я свободен наконец!»

Отразившие неистребимое стремление к свободе, слова эти начертаны на могиле всем известного американского проповедника Мартина Лютера Кинга. Они лишь живое подтверждение того, что вся история человеческих исканий, по сути, история несбывшихся надежд обрести свободу.

Среди российских философов прошлого редко кто не оставил своего представления о свободе. Среди них наиболее подробное принадлежит Н. А. Бердяеву. Своеобразие его взгляда на свободу, утверждал он, состоит в том, что он «положил в основание философии не бытие, а свободу». Свобода не дар Божий, она не дается легко, как порой думают некоторые свободолюбцы, ибо она по своей сути тяжкое бремя. Борьба за свободу, считал Бердяев, не борьба общественная, а, наоборот, борьба личности против власти общества. По его признанию, еще будучи марксистом, он увидел в марксизме элементы, которые неизбежно должны были привести к отрицанию свободы.