Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства

Сейчас они понимают меня лучше». Затем, как известно, он говорил, вряд ли случайно, о политической судьбе де Голля, вернувшегося после отставки на политическое поприще президентом Франции. В своих выступлениях он все смелее высказывал свои прогнозы развития политических событий в России. Все это, по мнению обозревателей, лишь части целого, лишь проявление намерений о возможности возвращения к политической власти.

В 90-х годах проявилась определенная консолидация общественных сил социалистической ориентации, росло влияние коммунистов, объединенных в различные союзы и объединения. Углубление до крайности социальных проблем в стране, общенациональное обнищание, рассмотрение правовых дел КПСС в Конституционном суде – все это, несомненно, стимулировало рост влияния и консолидацию сил социалистической направленности. В этом движении имя Горбачева было однозначно предано анафеме, и какие-либо изменения в этих представлениях о бывшем генсеке вряд ли были возможны. Можно проявлять терпимость и здравый подход даже к столь неожиданной эволюции в убеждениях и воззрениях бывшего лидера партии, однако существуют еще нравственные нормы и правила поведения человека, и здесь невозможно защищать Горбачева и его поступки.

Наконец, следует сказать и о том, что многие из последующих после отставки шагов и действий М. С. Горбачева еще больше снизили его общественный авторитет. Не помогала доверию и популярности его чрезвычайно активная и весьма суетливая деятельность по зарабатыванию средств для пропитания Фонда Горбачева в Германии, Японии, США, Израиле, Южной Америке… Его ежемесячные вояжи, тысячи, миллионы долларов реальных или преувеличенных журналистами гонораров вызывают среди обнищавших до крайности соотечественников раздражение и многими откровенно рассматриваются как оплата его прошлых усилий в разрушении Союза и ликвидации былого могущества великой державы. Не позволило вернуть Горбачеву былое доверие народа даже во многом справедливые критические оценки нынешней правящей власти. Его оценки и прогнозы не прибавляют ему симпатий и понимания ни со стороны правящих кругов, ни со стороны простых людей, ибо та и другая сторона продолжают считать, что истоки нынешней катастрофической ситуации в неумелой и неразумной деятельности бывшего президента СССР, что именно он первопричина многих бед и несчастий своих сограждан.

Отдельные же попытки Горбачева активными связями со средствами массовой информации сохранить представление о себе как о политике с большими потенциальными возможностями чаще приносят лишь обратный результат. Здесь не следует забывать, по моему мнению, что существует огромное различие между анализами, оценками, сделанными главой государства, уполномоченным проводником политики своей страны, и просто человеком, если он даже опытный политик (при этом я даже не упоминаю о неизбежном влиянии на восприятие политической репутации бывшего, потерпевшего поражение президента). Мне кажется, в своих выступлениях, беседах и интервью в печати, на радио и телевидении в то время М. С. Горбачев этой разницы не понимал или не осознавал. Иначе трудно объяснить его столь торопливое согласие быть внештатным комментатором ряда газет Запада, его чрезмерно многочисленные и назойливые выступления в отечественной прессе. В этой связи один из здравомыслящих политиков, симпатизирующих Горбачеву, сказал мне, что человек, утративший власть и ставший столь быстро комментатором газет, телевидения, не может в будущем претендовать снова стать президентом.

Данные заметки позволяют читателю оценить мое отношение к М. С. Горбачеву – согласиться или осудить. Однако остается вопрос к автору, на который он обязан ответить: «А судьи кто?»

Непросто ответить на этот вопрос. Скажу, что думаю. Ни я, ни мне подобные не могут судить М. С. Горбачева. Не могут судить, ибо вместе с Горбачевым несут ответственность за все, что произошло в стране: за гибель союзного государства; за развал народного хозяйства и экономическую катастрофу, которая стала фактом; за обнищание народа и его унижение; за потери в духовной культуре, нравственности, за разгул преступности. И что бы ни думал каждый из нас о своем участии в перестройке и как ни оценивал свою вину, какие бы оправдания ни искал, как ни пытался теперь отречься от Горбачева, нет нам ни прощения, ни снисхождения за все то недоброе, что мы принесли своему Отечеству и своему народу.

Конечно, каждый в меру своей чести и совести может казнить себя и судить себя, и все же как с горечью в свое время писал А. Т. Твардовский:

Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны.
В том, что они – кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не том, но все же, все же, все же…