Изменения климата взаимоотношений вызвало среди народов разных стран надежды на то, что опасности мировой войны больше не существует. И все это люди в Европе, Америке, Азии непосредственно связывали с именем М. С. Горбачева. Совсем иначе, противоречиво оценивались эти результаты международной деятельности М. С. Горбачева внутри страны, ибо заплачено за них было слишком дорого. Цена их – гибель Союза ССР, разрушение армии, превращение сильного мирового государства в некий территориальный конгломерат, разрушаемый и раздираемый внутренними конфликтами и противоречиями. Падение некогда великой державы до уровня жалкого просителя помощи и подаяния очень больно отзывается в сердцах каждого, кому дорого Отечество.
Осмеливаюсь также предположить, что дело не только в различии результатов международной деятельности бывшего президента СССР. Граждане СССР имели возможность наблюдать за М. С. Горбачевым куда более внимательно и достаточно продолжительное время и могли видеть эволюцию его образа от необычности, новизны поведения и поступков, речей и обещаний к тому, как все это уже через три года стало повторяться. И постепенно начало утрачиваться восприятие необычного, ибо наступление обещанных перемен задерживалось, а надежды советских людей не оправдывались. Не хочу обидеть М. С. Горбачева, но в чем-то это можно сравнить с восприятием игры актера, умеющего играть всего одну роль, и только положительного героя: уметь казаться лучше, чем есть, обещать больше, чем мог дать. И здесь зритель театра одного актера на Западе был в ином положении, он только один-два раза видел эту талантливую игру, и она производила впечатление, ибо нарушала все привычные стереотипы руководителя СССР. Советский же зритель по мере того, как шло время и в стране наступал экономический и политический кризис, все меньше воспринимал актера, игравшего положительного героя – радетеля народа, и его политический театр. Поэтому уже в 1990 году поездки и встречи М. С. Горбачева внутри страны стали все более трудными, а в 1991 году они стали вообще невозможны: Горбачева уже не только не слушали, он вызывал раздражение.
Всем известно, насколько рискованны исторические аналогии, ибо в них чаще преобладают субъективные представления авторов. Это неизбежно, ибо история, деяния людей в разные эпохи не повторяются буквально. Прав А. И. Герцен, заметивший: «…история не возвращается, ей никогда не бывают нужны старые платья». И в то же время аналогии полезны, нужны для того, чтобы высветить черты личности, полнее через призму времени оценить ее деяния.
Говорю это к тому, что мне показались интересными заметки Виктора Бондарева в журнале «Родина» (№ 9, 1992 год) «Керенский и Горбачев: две эпохи и две драмы». Автор отмечает сходство событий и судеб основных действующих лиц исторических драм России начала и конца XX века. Распад экономики, разруха, беспредельное обнищание народа, массовые страдания и кровь, разгул сепаратизма… Автор считает, что Керенский – единственный лидер за всю истории России, пытавшийся достичь демократии законными средствами. И здесь он признает Горбачева его единственным преемником. Общее у них и в масштабах деятельности, и в трагизме судьбы. Наконец, объединяет их склонность к компромиссам, постоянное стремление занять среднюю, центристскую позицию, если Керенский балансировал между Лениным и Корниловым, а в 1918 году присоединился к известному эсеровскому лозунгу «Ни Ленин, ни Колчак», то Горбачев маневрировал между партийными реформаторами и партийными консерваторами, затем между коммунистами и так называемыми демократами и, наконец, между суверенными республиками и союзным центром. Парадоксальность центризма Горбачева, по мнению современников, состояла в том, что он одновременно сумел быть главой государства – президентом СССР – и лидером оппозиции.
Любопытно, что именно август оказался в судьбах Керенского и Горбачева роковым: в августе произошел Корниловский мятеж, и в августе возник ГКЧП. И до сих пор существуют сомнения, стремился ли Корнилов взять власть. А ГКЧП своими странными деяниями также продолжает вызывать большие сомнения, что это был действительно путч, если во главе его находилось все высшее руководство, за исключением президента СССР.
Насколько интересны оценки автора, настолько же спорны и его выводы о том, что Керенский начал вторую революцию, а Горбачев ее завершил и если судьба первого известна, то второму благодарная память истории обеспечена, если начатая им перестройка в конце концов завершится присоединением шестой части суши к современной цивилизации. Если же все кончится социальной катастрофой, в которой погибнут миллионы, замечает В. Бондарев, то тогда для России он станет Керенским номер два. Спорны выводы, ибо известно, что не Керенский начал вторую русскую революцию и не Горбачев ее завершил. Это признает и сам автор, говоря об опасности катастрофы. Но катастрофа уже произошла, и в ней уже погибли тысячи безвинных людей, а миллионы оказались обездоленными и безродными в своем Отечестве.