Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства

Любые оценки, особенно касающиеся сложных общественных явлений, субъективны, ибо они – порождение личных наблюдений и представлений. Говорю это, чтобы читатель не обвинил меня в преувеличенном самомнении, стремлении навязать свою точку зрения. Высказывая свое мнение, понимаю правомерность существования и других суждений, оценок. Я представляю лишь одну из версий возможного развития событий при условии политической инициативы КПСС, вполне допускаю возможность и других. Повторяю, что не навязываю своего мнения, но утверждаю, что в 1991-м, последнем для КПСС, году вопрос стоял для партии в такой альтернативе: или брать в свои руки политическую инициативу и с сознанием своей ответственности перед обществом начать отвечать на те социальные, политические вопросы, которые приобрели предельную остроту, или оставаться в состоянии медленного умирания и волею истории уйти в безвестность. События при отсутствии политической воли у руководства КПСС развивались так, что второй вариант становился все более неотвратимым. Продолжающаяся пассивность, нейтральность, невмешательство в те процессы, которые происходили в обществе в сфере экономики и политики, в области идеологии, культуры и национальных отношений, были равносильны самоубийству. Прямым проявлением начавшейся политической агонии явился выход из партии в невиданных ранее размерах ее членов. По данным Секретариата ЦК КПСС, в 1990 году партию покинули 1,8 миллиона человек.

События последних месяцев существования КПСС, таким образом, свидетельствуют, что она перешла ту опасную черту, за которой свойственная ей неопределенность в общественной позиции и пассивность в политике стали смертельными.

Таков мой ответ на тот вопрос, который был поставлен в самом начале: была ли предана партия или произошло политическое самоубийство, лишь ускоренное событиями августа 1991 года?

Свои оценки и суждения дополню в заключение лишь некоторыми наблюдениями о деятельности аппарата, Секретариата, Политбюро ЦК КПСС, которые тоже являются свидетельствами того, что произошло с КПСС. Скажу откровенно, не боясь кого-либо обидеть, что Секретариат, работающий после XXVIII съезда КПСС, как и весь аппарат ЦК, вызывал весьма странное впечатление своей неуверенностью и неопределенностью в работе. У каждого непредубежденного человека складывалось впечатление, что члены Секретариата, работники аппарата ЦК так и не определили своего места и плохо представляли содержание своей деятельности в новых условиях. В результате то, чем был повседневно занят Секретариат ЦК и обслуживающий его аппарат отделов, было лишь видимостью дела, но уже не самим делом. В аппарате отделов преобладали апатия и неверие в перспективы и результаты своей деятельности. Значительная часть вакансий оставалась незамещенной, а там, где они были замещены, работники больше всего были озабочены поисками работы вне ЦК. Каждый, кто посещал тогда Старую площадь и участвовал в заседаниях комиссий ЦК, Секретариата, выносил настроение общего пессимизма и обреченности.

Я уже говорил, что разделяю мнение тех, кто утверждает, что на ответственном этапе у руководства КПСС оказались несильные люди. Но дело было не только в этом. Следовало также иметь в виду, что состав обновленных после XXVIII съезда Секретариата и аппарата ЦК КПСС адекватно отражал те различные позиции и политические взгляды, которые были свойственны партии на последнем этапе ее деятельности. Консервативное направление, которое продолжало отстаивать утраченные позиции партийной гегемонии; либеральное направление, во многом отражающее намерение видеть партию в виде парламентской партии социал-демократического толка, и центр, пытающийся лавировать, примирить эти противоречивые направления, стремящийся каким-то образом заделать трещину, которая становилась все шире и глубже, раздирая партию на части.