Как можно было преодолеть существующий дефицит и нужно ли это делать вообще? При ответе на этот вопрос нужно было сначала определить исходную позицию в издательской политике. Таковой могло быть только само назначение книги, призванной удовлетворять духовную потребность человека в чтении. Признание этого тезиса за исходный позволяло ответить и на вопрос: сколько нужно издавать книг, чтобы удовлетворить потребность человека в чтении? Оказывается, не так уж много. Известный русский библиофил и писатель Н. А. Рубакин утверждал, что в течение жизни человек может прочесть в среднем 600 книг. Почему 600? Он размышлял следующим образом: человек, живущий в среднем 70 лет, чтением активно занят примерно 50 лет. 50 лет – это 600 месяцев. Читая одну книгу в месяц, обычный человек, а именно на него и следовало ориентироваться, в течение жизни может прочесть всего 600 книг!
После этого мы попытались соотнести эти факты с существующими объемами отечественного книгоиздания. Получалось, что на душу населения это составляло примерно 9 книг в год. Но когда идет речь о книгах, нельзя исходить из понятия «человек и книга». Правильнее говорить «семья и книга», ибо книги обычно приобретаются и комплектуются семьями. И если взять среднестатистическую семью, то это составляло около 30 книг в год. Существующий прирост производства книг позволял нам предполагать, что семейная библиотека в ближайшей перспективе могла получать 35–40 книг ежегодно. Это вызвало оптимизм, ибо вряд ли кто прочитывает, если учесть возросший поток газет и журналов, такое количество книг в течение года.
Наконец, надо было ответить еще на один вопрос, когда мы вели речь об удовлетворении спроса на книги. Должны ли мы учитывать те возможности, которыми располагала существующая в стране огромная сеть общественных библиотек? Таких библиотек всех видов в то время в СССР было около 300 тысяч, с фондами книг в 5 миллиардов экземпляров. К этому следовало также прибавить фонды личных библиотек, где находилось около 40 миллиардов книг.
Учитывая все эти обстоятельства, нужно ли было продолжать увеличивать производство книг? Очевидно, нужно, если сохранялся дефицит на приобретение книг. Даже при том условии, что приобретение не всегда означало чтение книг. Я всегда придерживался той точки зрения, что нельзя слишком строго осуждать стремление к приобретению книг, ибо в основе его обычно не только интересы меркантильные. Приобретая книги, человек или надеется сам когда-нибудь приняться за чтение, или делает это для своих детей и внуков.
Еще одно весьма распространенное обвинение против издателей того времени состояло в том, что они слишком часто издают так называемую «серую» литературу, не идущую дальше полок книжных магазинов. Понятие это, по моему мнению, спорное, непрофессиональное, ибо существуют и имеют право на жизнь различные книги: и те, что рассчитаны на массового читателя, и те, что предназначены для узкого круга специалистов-профессионалов или увлеченных книголюбов. Истинные книголюбы, очевидно, со мной согласятся, что бесполезных книг не бывает. Есть книги, имеющие огромную социальную и национальную значимость и широкое распространение, а есть книги, удовлетворяющие те или иные познавательные интересы ограниченного круга читателей.
Значит ли это, что не существует проблемы посредственной, или, как ее чаще называют, «серой», книги? Конечно, существует, но не как авторская, а как издательская проблема. Вины автора в появлении подобной книги нет, ибо он всегда создает такую книгу, какую способен написать. Виновен в издании посредственной книги издатель. Я бы проявил необъективность, если бы не признал, что административная система управления издательским делом благоприятствовала появлению такого рода книг, особенно в области издания общественно-политической литературы.
Здесь, видимо, следует остановиться и объяснить, насколько целесообразен разговор на эту тему сегодня, когда существует уже иная ситуация на книжном рынке и совсем другие, преимущественно коммерческие условия диктуют отношения в извечном треугольнике автор – издатель – читатель. Убежден, чтобы издательства вошли в рыночные отношения и смогли пережить трудные 1991–1992 годы, нужно было их прежде раскрепостить от административной зависимости. Ставшее прошлым обретение самостоятельности издательствами представляло из себя тот сложный этап перехода в новое качество, который надо было пройти, чтобы научиться стоять на собственных ногах. Оглядываясь назад, вижу, что многое можно было сделать иначе, лучше. Мы не имели опыта самостоятельной издательской деятельности, и судить нас можно только с позиций того времени, порождением которого мы были.