Заложники любви. Пятнадцать, а точнее шестнадцать, интимных историй из жизни русских поэтов

В начале августа 1850 года в сопровождении дочери Тютчева Анны влюбленные совершили путешествие на Валаам. Об этом Анна — видимо, не понимавшая тогда специфики отношений отца с Денисьевой — сообщала в письме своей тетке, родной сестре Тютчева: «Наше маленькое путешествие удалось очень хорошо, хотя и не обошлось без целого ряда треволнений... и, если бы мы все трое — папа, Лелинька и я — не обладали бы счастливыми характерами, то часто пребывали бы в дурном настроении <...> Наше ночное плавание по Ладожскому озеру было чудесно... <...> Монахи нас приняли с большим гостеприимством. Нам предоставили две кельи, весьма опрятные. Мы, как схимники, поели ухи и, поскольку чувствовали себя смертельно усталыми, легли спать. <...> Мы познакомились с настоятелем монастыря, очень праведным человеком... Он подарил нам четки и снабдил папа просвирами, для передачи их великой княгине Марии. Мы, Лелинька и я, ходили смотреть на юродивого»[222].

Однако такая идиллия не могла продолжаться долго. Скрывать отношения оказалось делом сложным и трудно исполнимым, учитывая беременность Лели. Кроме того, на след съемной квартиры напал эконом Смольного, и в марте 1851 года вскрылись все обстоятельства преступной связи Денисьевой с пожилым, женатым, обремененным огромной семьей поэтом, занимавшим к тому же очень значительный государственный пост, вхожим в самые высокие общественные круги и лично приближенным императорской семьей. Известие об этом вызвало в Институте страшный скандал, разразившийся как раз перед торжественным выпуском класса, который Анна Дмитриевна вела на протяжении девяти лет. Ожидалось, что ее саму сделают кавалерственной дамой, Леля же должна была получить фрейлинский шифр. Естественно, ни о том, ни о другом теперь нечего было и думать. Анна Дмитриевна лишилась своего места и была вынуждена переселиться вместе с племянницей на частную квартиру. Нужно отдать ей должное: попавшую в беду Лелю она не прокляла и не бросила, осталась рядом, содержала ее на свои средства и впоследствии помогала ей в сложной одинокой жизни матери троих детей.

Для Елены огласка любовной истории стала настоящей катастрофой. От нее отказался отец, запретив общение с ней всем членам своей второй семьи, отвернулись подруги. Общество, охотно обсуждавшее скандальное событие и продолжавшее снисходительно взирать на увлечения стареющего поэта, с негодованием отвергло Денисьеву, закрыв перед ней двери всех светских салонов и гостиных. 20 мая 1851 года у нее родилась дочь, которую крестили Еленой и записали под фамилией Тютчева с его согласия, что, однако, вовсе не означало наследования прав происхождения и состояния. Графа «отец» в метрике незаконнорожденных детей отсутствовала, и они могли быть приписаны только к крестьянскому или мещанскому сословиям. Первое время после огласки их отношений Елена Денисьева прожила очень трудно: как сообщал в мемуарах ее зять, она спаслась тогда только благодаря своей глубокой религиозности. С этим качеством ее личности мы еще не раз столкнемся.

Что могло привлечь в стареющем сановном поэте юную красавицу настолько, что она с головой бросилась в омут ничего ей не обещающих, кроме унижения, позора и отверженности, отношений? Состояние Тютчева ее не интересовало, она с негодованием отвергала все его попытки материально участвовать в ее жизни, по воспоминаниям близких, жила более чем скромно, одевалась всегда очень просто, почти бедно, умея при этом «быть изящнейшим во всех отношениях существом». Ей, конечно, нужны были не деньги Тютчева, а он сам.