Читаем Заложники любви. Пятнадцать, а точнее шестнадцать, интимных историй из жизни русских поэтов полностью

Потрясение и восторг от внезапно свалившегося счастья взаимной любви смешивались в душе Пунина с ревностью к Лурье, тень которого еще витала между влюбленными. Ревность совсем скоро станет лейтмотивом их отношений. Да и то сказать — Ахматова поводы к ревности постоянно давала, но Пунин ревновал и без повода, иногда просто к обществу других, к их восхищению, к ее заинтересованности. Один из случаев описывает П. Н. Лукницкий (24 марта 1925 года): «В 3 часа Пунин забежал, открыл дверь в комнату А.А., в шубе, не вошел в комнату, и резко сказав на предложение А.А. посидеть: “Вас и так здесь много развлекают...”, — повернулся и ушел»[258]. Другой психоаналитически описывает сам Пунин. Ахматова ушла в гости к Щеголевым и долго не возвращалась. «Я стал ждать; я долго ждал, выходил, прошелся по Марсову полю, снова вернулся — был первый час — Ан. не было. Все кипело и закипало во мне дикою ревностью. Около часа я снова вышел и пошел по направлению к дому, где живет Щеголев, через Троицкий мост <...>. Наконец я встретил Ан. Она шла под руку с Замятиным, в руках у нее были цветы. Замятин был пьян, я в каких-то нелепых, но, вероятно, внушительных выражениях попросил Замятина оставить мне Ан. с тем, что я доставлю ее, куда он мне прикажет, через полчаса. Замятин явно струсил и, сделав какое-то неловкое движение рукой, быстро “ретировался” (не иначе) куда-то назад, к отставшим, как потом выяснилось, Федину и Замятиной. Я пошел с Ан., не помню, что было сперва, кажется, первой моей доблестью было: я схватил и, изорвав в куски, цветы из рук Ан., выбросил их в Неву. Потом я стал просить ее о разлуке или предлагать ей разлуку, уж не знаю. Спустились на набережную; нас догнал Федин, а затем и супруги Замятины, Людмила (Замятина) заметила, что у Ан. нет цветов — всем все стало ясно. Но я помню то острое, по всей спине полоснувшее, как молния, чувство наслаждения, когда рвал и бросал цветы; и в пальцах было то же чувство, когда я ими взял цветы, и в ушах, когда я слышал хруст ломающихся стеблей левкоев...»[259]

Удивительно, как все описанное противоречит первому трепетному любовному переживанию Пунина, удивительно, как Ахматова, не желавшая больше принимать в свою жизнь «пленников, заложников, рабов», могла терпеть этот гнет. И однако так было: он получал удовольствие от хруста ломающихся стеблей, а она мучительно терпела и его ревность, и его слабость, и его предательства. Какой подходящий материал для ломки, какой тонкий, благородный фарфор, как, видимо, высоко ценил себя Пунин, если возможной стала и только что описанная сцена, и, главным образом, все последующее.

30 декабря 1922 года Пунин запишет в дневнике: «Наша любовь была трудной, оттого она преждевременно и погибла; ни я, ни она не смели ее обнаружить, сказать о ней, освободить для нее свои жизни; ей казалось, что ей не простили бы близости со мной, мне тоже. Вероятно, простили бы»[260]. Но уже 3 января фиксируется резкая перемена: «Почему я думал, кончилось, когда ничего не кончилось, а только началось». Это «началось» касалось не только романа, который, конечно, в это время еще и не думал кончаться, но и сложнейших перипетий в семье Пунина, которые как раз с начала 1923 года стали завязываться в запутанные узлы. 8 января Пунин записывает: «Ездили с Галей в Павловск. Мою вину перед ней мог бы искупить только любовью, а любви нет, и ее не сделать. Нельзя сказать, чтобы была только привычка, но любовь — привязанность, а не любовь; вроде как к веселой и милой сестре. Из всего, что есть, самое мучительное — ее обманывать, а самое ужасное — ее мучить, делаю и то и другое. Ан. все это понимает...»[261]

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное