Заложники любви. Пятнадцать, а точнее шестнадцать, интимных историй из жизни русских поэтов

С аристократической точки зрения этот брак был неравным, хотя Чарторижские — фамилия более чем известная, но должность и чин второго супруга Екатерины Ивановны вызывали, вероятно, недоумение. Тем не менее старших дочерей старались воспитывать как великосветских барышень, вывозили их в свет, и, вероятно, они, защищенные аристократической фамилией матери и литературным авторитетом отца, чувствовали там себя уверенно. Избранница Лермонтова, Наталья Федоровна, несмотря на второй брак матери, сохранила отцовскую фамилию, что, конечно, связывало ее, пусть и опосредованно, с московской литературной элитой, интеллектуальной университетской средой. И хотя отчетливых воспоминаний от отце у нее быть не могло — он умер, когда девочке было всего три года, но наверняка романтизированный образ отца жил в ее памяти. «У Натальи Ивановой и Мишеля Лермонтова было что-то общее в судьбе — аристократические родственники и невысокого происхождения отцы, как, по крайней мере, внушали Лермонтову. Лермонтов воспитывался бабушкой, Наталья жила с отчимом. Когда Наталье исполнилось одиннадцать лет, у матери один за другим родились маленькие дети — новая забота. Так что тем для обсуждения у них могло быть много: “слишком знаем мы друг друга”. Появление в качестве поклонника поэта могло возбудить в Наталье Ивановой память об отце. Стихи Лермонтова, вероятно, упали на благодатную почву»[96].

Понятно, чем Лермонтов мог привлечь юную, мечтательно настроенную девушку, высоко ценившую литературный дар и, вероятно, увлеченную поэзией. Какие черты Натальи Ивановой показались притягательными для Лермонтова, сказать гораздо труднее. В том же 1830 году, когда произошла их встреча, Лермонтов все еще считался влюбленным в Екатерину Сушкову, всерьез ни его самого, ни его чувства не воспринимавшую. О том, как вместе с кузиной Лермонтова, Александрой Верещагиной, они насмешничали над молодым поэтом, Сушкова писала в своих воспоминаниях: «Сашенька и я, точно, мы обращались с Лермонтовым, как с мальчиком, хотя и отдавали полную справедливость его уму. Такое обращение бесило его до крайности, он домогался попасть в юноши в наших глазах, декламировал нам Пушкина, Ламартина и был неразлучен с огромным Байроном. Бродит, бывало, по тенистым аллеям и притворяется углубленным в размышления, хотя ни малейшее наше движение не ускользало от его зоркого взгляда. Как любил он под вечерок пускаться с нами в самые сантиментальные суждения, а мы, чтоб подразнить его, в ответ подадим ему волан или веревочку, уверяя, что по его летам ему свойственнее прыгать и скакать, чем прикидываться непонятым и неоцененным снимком с первейших поэтов»[97]. Не случайно одно из стихотворений о своей любви к Сушковой Лермонтов называет «Нищий» и заканчивает следующими строками:

Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!

Насмешки Сушковой и ее пренебрежительное отношение к юному воздыхателю, конечно, требовали реванша. И Наталья Иванова — видимо, трепетно отнесшаяся к его поэзии, а попутно и к его чувству — вызвала в нем живой отклик, восторг разделенной любви. Однако стремление играть роль романтического героя, в котором обвиняет юного Лермонтова Сушкова, в нем действительно было сильным. А романтический герой не может быть счастлив, он только на мгновение способен забыться, поверив в невозможное:

Я видел юношу: он был верхом
На серой борзой лошади — и мчался
Вдоль берега крутого Клязьмы. Вечер
Погас уж на багряном небосклоне,
И месяц в облаках блистал и в волнах;
Но юный всадник не боялся, видно,
Ни ночи, ни росы холодной; жарко
Пылали смуглые его ланиты,
И черный взор искал чего-то все
В туманном отдаленье — темно, смутно
Являлося минувшее ему —
Призрак остерегающий, который
Пугает сердце страшным предсказаньем.
Но верил он — одной своей любви.

Искушение сбросить с себя прежние оковы, делавшие его пажом неприступной и насмешливой Сушковой, было велико. Взаимная любовь мгновенно делала юного поэта взрослым, уравнивала в правах с его кумирами, — равно как и последующее разочарование.

Нам неизвестно, как и когда впервые встретились, познакомились и объяснились друг с другом Лермонтов и Наталья Иванова. Никаких мемуарных свидетельств этого не существует. Единственным «документом», на основании которого можно делать какие-то предположения, были и остаются лермонтовские стихи. А это, как известно, не очень надежный источник информации. И тем не менее припадем к нему, оправдываясь отсутствием какого-либо другого.