Когда во Франціи поднялась революція, Екатерина начала самымъ пристальнымъ образомъ всматриваться въ происходившія тамъ событія и въ отношенія своихъ подданныхъ къ этимъ событіямъ. Тогда получена была отъ находившагося въ Парижѣ нашего министра, Симолина, депеша, которую государыня 26-го августа 1790 года отправила къ Безбородкѣ со слѣдующею собственноручною запискою: «Читая вчерашнія реляціи Симолина, изъ Парижа полученныя черезъ Вѣну, о россійскихъ подданныхъ, за нужное нахожу сказать, чтобы оныя непремѣнно читаны были въ Совѣтѣ сегодня и чтобъ генералу графу Брюсу поручено было сказать графу Строгонову, что учитель его сына, Ромъ, сего молодого человѣка, ему порученнаго, водитъ въ клубъ Жакобеновъ и пропаганды, учрежденный для взбунтованія вездѣ народовъ противу власти и властей, и чтобъ онъ, Строго-новъ, сына своего изъ таковыхъ зловредныхъ рукъ высвободилъ, ибо онъ, графъ Брюсъ, того Рома въ Петербургъ не впуститъ. Положите сей листъ къ реляціи Симонина, дабы въ Совѣтѣ вѣдали мое мнѣніе».
Вслѣдствіе этого совѣтъ постановилъ, чтобъ молодыхъ людей изъ академіи художествъ посылали для дальнѣйшаго усовершенствованія не во Францію, а въ Италію или другія мѣста.
Подъ вліяніемъ разгара французской революціи, Екатерина была чрезвычайно возбуждена появившимся въ печати сочиненіемъ Радищева и въ дѣлѣ объ этой книгѣ Безбородко принималъ большое участіе. Онъ 27-го іюня 1790 года писалъ въ одинъ день графу А. С. Воронцову, какъ покровителю Радищева, три письма, въ которыхъ описывалъ тревогу государыни. Первое и послѣднее изъ этихъ писемъ Безбородко написалъ по повелѣнію императрицы. «Ея величество, писалъ онъ — свѣдавъ о вышедшей недавно книгѣ, подъ заглавіемъ «Путешествіе изъ Петербурга въ Москву», оную читать изволила и нашедъ ее наполненною разными дерзостными израженіями, влекущими за собою развратъ, неповиновеніе власти и многія въ обществѣ разстройства, указала изслѣдовать о сочинителѣ сей книги. Между тѣмъ достигъ къ ея величеству слухъ, что оная сочинена г. коллежскимъ совѣтникомъ Радищевымъ; почему прежде формальнаго о томъ слѣдованія повелѣла мнѣ сообщить вашему сіятельству, чтобъ вы, милостивый государь мой, призвали предъ себя помянутаго г. Радищева и сказали ему о дошедшемъ къ ея величеству слухѣ на счетъ его. Допросите его: онъ ли сочинитель или участникъ въ составленіи сея книги, кто ему въ томъ способствовалъ, гдѣ онъ ее печаталъ, есть ли у него домовая типографія, была ли книга представлена на цензуру управы благочинія, или же напечатанное въ концѣ книги «съ дозволенія управы благочинія» — несправедливо, при чемъ бы ему внушили, что чистосердечное его сознаніе есть единственное средство къ облегченію жребія его, улучшенія котораго, конечно, нельзя ожидать, если при упорномъ несправедливомъ отрицаніи дѣло слѣдствіемъ откроется. Ея величество будетъ ожидать, что онъ покажетъ».
Въ другомъ письмѣ, какъ бы въ добавочномъ къ этому, Безбородко писалъ: «Я весьма сожалѣю, что на ваше сіятельство столь непріятная комиссія налагается. По слѣдствію, порученному оберъ-полицеймейстеру, — а болѣе думаю, по слухамъ — сказано государынѣ, что авторы извѣстной развратной книги господа Радищевъ и Челищевъ, и что ее печатали въ домовой типографіи того или другаго изъ нихъ. Дѣло сіе въ весьма дурномъ положеніи. Хотя ея величество, узнавъ имя перваго, кажется болѣе расположена умягчить свое негодованіе, но все, впрочемъ, не лучшій конецъ оно имѣть можетъ, сіе пишу единственно для васъ».
Наконецъ, въ третьей запискѣ Безбородко спѣшилъ извѣстить Воронцова, что ея величеству угодно, чтобы онъ, Воронцовъ, ни о чемъ Радищева не спрашивалъ, такъ какъ дѣло пошло уже формальнымъ слѣдствіемъ.
О дѣлѣ Радищева сообщалъ Безбородко и Попову, правителю канцеляріи князя Потемкина. Къ нему Безбородко писалъ: «Радищевъ, совѣтникъ таможенный, не смотря на то, что у него и такъ дѣлъ было много, которыя онъ — правду сказать — и правилъ изрядно и безкорыстно, вздумалъ лишніе часы посвятить на мудрованія: заразившись какъ видно Франціей), выдалъ книгу «Путешествіе изъ Петербурга въ Москву», наполненную защитою крестьянъ, зарѣзавшихъ помѣщиковъ, проповѣдью равенства и почти бунта противу помѣщиковъ, неуваженія къ начальникамъ, вывелъ много язвительнаго и, наконецъ, неистовымъ образомъ впуталъ оду, гдѣ озлился на царей и хвалилъ Кромвеля. Всего смѣшнѣе, что шалунъ Никита Рылѣевъ (петербургскій оберъ-полиціймейстеръ) цензировалъ сію книгу, не читавъ, а, удовольствовавшись титуломъ, надписалъ свое благословеніе. Книга сія начала входить въ моду у нашей знати; но, по счастью, скоро ее узнали. Сочинитель взятъ подъ стражу, признался, извиняясь, что намѣренъ былъ только показать публикѣ, что и онъ авторъ. Теперь его судятъ и, конечно, выправиться ему нечѣмъ. Со свободою типографій, да съ глупостію полиціи и не усмотришь, какъ нашалятъ».