Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий (репринт, старая орфография)

Г. Григоровичъ предполагаетъ, что при подписаніи Безбородкою сенатскаго приговора, опредѣлившаго Радищеву смертную казнь, докладчикъ ходатайствовалъ о смягченіи этого приговора, вслѣдствіе чего будто бы Екатерина приказала передать приговоръ сената на разсмотрѣніе совѣта, который и въ свою очередь приговорилъ Радищева къ той же казни. Съ такой догадкой нельзя, однако, согласиться, такъ какъ подобное направленіе дѣлу могла дать Екатерина и по собственному своему усмотрѣнію. Къ заключенію же о заступничествѣ Безбородки за Радищева можно бы придти лишъ тогда, если бы было извѣстно мнѣніе, поданное Безбородкою по этому дѣлу въ Сенатѣ.

Впрочемъ, по сообщенію сына Радищева, Безбородко ходатайствовалъ впослѣдствіи о помилованіи его отца передъ императоромъ Павломъ.

Радищева, обвиненнаго въ тяжкомъ государственномъ преступленіи, Екатерина считала «хуже Пугачева» и называла его «мартинистомъ», кружокъ которыхъ, собравшійся въ Москвѣ, она признавала притономъ зловредныхъ замысловъ и, въ началѣ 1791 года, отправила Безбородку туда для изслѣдованія ихъ ученія и поступковъ. Одинъ изъ членовъ упомянутаго кружка. В. И. Лопухинъ, разсказываетъ, что Безбородко пріѣхалъ въ Москву съ Н. И. Архаровымъ, подъ видомъ прогулки, а на дѣлѣ за тѣмъ, чтобъ произвести слѣдствіе надъ мартинистами, съ секретнымъ о томъ указомъ къ князю Прозоровскому, какъ къ главнокомандующему въ этой столицѣ. Безбородко прожилъ въ Москвѣ недѣли три, но не далъ хода привезенному имъ указу, какъ по нѣкоторымъ личнымъ соображеніямъ, такъ — по словамъ г. Григоровича — и по врожденному ему мягкосердію.

Въ концѣ того же года, Безбородкѣ пришлось снова заняться мартинистами. 15-го ноября того же года онъ писалъ князю Прозоровскому: «Все, что ваше сіятельство писать изволите по извѣстной матеріи, я представлялъ государынѣ и ея величество апробуетъ вашу осторожность. Мы употребимъ всѣ способы къ открытію путей, коими переписка сихъ — не знаю — опасныхъ ли, но скучныхъ ханжей производится; да и ничего не упустимъ что сколько можетъ быть нужно къ уничтоженію сея шалости, no-колику только удобно согласить съ вольностію и безопасностью, закономъ даруемою. Ея величество считаетъ, что ваше сіятельство хорошо бы сдѣлали, если бы послали кого подъ рукою навѣдаться у Новикова въ деревнѣ, что за строенія, что за заведенія и что за образъ жизни и упражненія? Все, что у насъ объяснится, я вамъ донесу, пребывая съ совершеннымъ почтеніемъ и преданностію".

Такую осторожность Безбородки какъ въ этомъ письмѣ къ Прозоровскому, такъ и въ поѣздку его въ Москву, сами мартинисты объясняли не только сочувствіемъ Безбородки къ ихъ «шалости», но еще и тонкимъ резсчетомъ хитраго хохла. Онъ зналъ, что наслѣдникъ престола находился въ сношеніяхъ съ мартинистами и потому оказанная къ нимъ строгость могла впослѣдствіи, при воцареніи Павла Петровича, неблагопріятно отозваться на немъ.

Съ своей стороны г. Григоровичъ опровергаетъ такія соображенія и, полагая, что снисходительность къ мартинистамъ исходила отъ самой императрицы, пишетъ: «Нельзя не согласиться, что еслибы дѣйствительно Безбородкѣ было дано настоящее, оффиціальное порученіе разслѣдовать мартинизмъ, то приводимый слухъ не могъ быть не только уважительнымъ, но и благовиднымъ предлогомъ къ снисходительности, какъ въ въ главахъ императрицы, такъ и въ глазахъ Безбородки, даже въ глазахъ всякаго посторонняго служащаго лица".

Въ свою очередь извѣстный Гельбигъ отвергаетъ даже вовсе назначеніе Везбородки въ Москву съ цѣлью предпринять что либо противъ мартинистовъ или развѣдать о нихъ. Въ депешахъ своихъ онъ сообщаетъ, что жившій въ то время въ Москвѣ графъ Алексѣй Орловъ изъ-за чего-то поссорился съ княземъ Прозоровскихъ и едва не поколотилъ его палкой. Что, узнавъ объ этомъ, императрица послала Орлову выговоръ, но въ отвѣтъ на это получила отъ него странное письмо. Онъ будто бы напоминалъ государынѣ о событіяхъ 1762 года, о томъ, что именно онъ провозгласилъ ее императрицею передъ Казанскимъ соборомъ, тогда какъ народъ видѣлъ въ ней только опекуншу ея сына. Письмо такого содержанія будто бы встревожило императрицу и она отправила въ Москву графа Безбородку, чтобы успокоить Орлова, и, кромѣ того, поручила Потемкину, на обратномъ пути въ южную Росссію, обойтись съ Орловымъ самымъ дружескимъ образомъ. Въ заключеніе Гельбигъ сообщаетъ, что и Безбородко и Потемкинъ успѣшно исполнили порученіе и Орловъ по прежнему сталъ оказывать преданность императрицѣ.

Самъ Безбородко выставлялъ причиною своей поѣздки въ Москву то, что онъ тамъ «уготовляетъ себѣ на старости преогромный и превыгодный домъ» и что онъ «для отдохновенія отъ бремени трудовъ» выпросилъ себѣ у государыни дозволеніе съѣздить на двѣ недѣли въ Москву.