Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий (репринт, старая орфография)

Совершенно иначе держала себя въ это время великая княгиня Марія Ѳеодоровна: она безпрестанно ѣздила изъ Гатчины въ Петербургъ, заботясь какъ о судьбѣ своей дочери, такъ и о томъ, чтобъ, присутствуя на праздникахъ, хотя наружно поддержать права и обязанности матери, потому что въ сущности все дѣло о сватовствѣ было въ рукахъ самой императрицы. Поѣздки въ Петербургъ изъ Гатчины великой княгини, часто даже не имѣвшей возможности пообѣдать какъ слѣдуетъ и потому забиравшей съ собою въ дорогу легкую холодную закуску, чрезвычайно утомили ее.

— Если мнѣ также затруднительно будетъ выдавать замужъ и остальныхъ моихъ дочерей, то я, чего добраго, умру въ дорогѣ — говорила окружающимъ великая княгиня, измученная и физически, и нравственно.

Сватовство между тѣмъ шло своимъ чередомъ: имъ заправляла умная и расторопная бабушка.

19-го августа, на балѣ у графа Самойлова, король вошелъ въ круглую залу, гдѣ сидѣла императрица. Такъ какъ она обѣщала дать ему отвѣтъ о согласіи на бракъ великой княжны чрезъ три дня, а срокъ этотъ уже прошелъ, то на вопросъ короля, когда ея величество исполнитъ свое обѣщаніе, — императрица отвѣчала, что исполнитъ тотчасъ, какъ только онъ освободится отъ своихъ обязательствъ съ герцогинею мекленбургской и что тогда она будетъ готова выслушать формальное его предложеніе.

Въ отвѣтъ на это король пробормоталъ нѣсколько фразъ благодарности и увѣренія въ дружбѣ.

Послѣ этого, разговоръ между нимъ и императрицею перетелъ на другіе предметы, и когда императрица встала, чтобъ идти въ Большую залу, Густавъ задержалъ ее, говоря, что, какъ честный человѣкъ, онъ обязанъ теперь же объявить ей, что основные законы Швеціи требуютъ, чтобъ королева исповѣдывала одну религію съ королемъ.

Король сказалъ это, поддавшись внушеніямъ, сдѣланнымъ ему со стороны регента.

— Мнѣ извѣстно, возразила императрица — что законы въ Швеціи были чужды вѣротерпимости въ началѣ введенія тамъ лютеранства, но что впослѣдствіи покойный король, вашъ отецъ, издалъ, при участіи самихъ лютеранскихъ епископовъ, новый законъ, который дозволяетъ всѣмъ, не исключая и короля, вступать въ бракъ съ невѣстой, исповѣдующей ту религію, которую онъ найдетъ подходящею.

Не отвергая прямо этого, король выразилъ, однако, опасеніе, чтобъ умы его подданныхъ не взволновались противъ него.

— Вашему величеству лучше знать, какъ слѣдуетъ поступать, замѣтила не безъ нѣкотораго раздраженія Екатерина, принявъ серьезный видъ.

Густавъ началъ снова бормотать что-то, со слезами на глазахъ, но Екатерина, не отвѣчая ничего, медленно вошла въ Большую залу.

Разговоръ этотъ привелъ государыню къ тому заключенію, что, какъ кажется, у молодого короля доброе и чувствительное сердце, но что при этомъ надобно принять въ соображеніе, что ему только семнадцать лѣтъ.

Вопросъ о разновѣріи будущей четы сталъ теперь безпокоить Екатерину. Что же касается отказа соперницѣ ея внучки, то, невидимому, она была насчетъ этого спокойна.

Такъ надобно заключить по письму ея къ Гримму отъ 1-го сентября. Въ этомъ письмѣ она писала:

«Говорятъ, будто курьеръ уже готовъ отправиться съ формальнымъ отказомъ къ принцессѣ мекленбургской. Прежде этого я, конечно, не могла и слышать о предложеніи. Но нужно сказать правду: онъ не можетъ скрыть своей любви. Молодой человѣкъ пріѣхалъ сюда грустный, задумчивый, смущенный, а теперь его не узнаешь: весь онъ проникнутъ радостью и счастьемъ. Завтра три недѣли какъ онъ здѣсь, и, Богъ знаетъ, когда уѣдетъ, а между тѣмъ осень приближается».

Балы, которые давались въ Петербургѣ въ честь короля, служили мѣстомъ сближенія жениха и невѣсты. Во время танцевъ они постоянно составляли особую пару и могли говорить между собою безъ надзора за ними со стороны постороннихъ лицъ.

Балами пользовалась также и императрица для того, чтобъ заводить съ Густавомъ бесѣду о невѣстѣ.

На второмъ балѣ, бывшемъ у графа Самойлова, 26-го августа, великая княжна подсѣла къ своей матери и сказала, что она сейчасъ говорила съ отцомъ, который далъ ей свое благословеніе и просила мать сдѣлать тоже.

Во время этого разговора подошелъ регентъ, и разговоръ перешелъ на Стокгольмъ и на тамошнее общество. Въ продолженіе бала регентъ былъ молчаливъ и мраченъ, а король казался смущеннымъ и, сидя между великою княгинею и великою княжною, говорилъ отрывисто и вяло. Король мало разговаривалъ въ этотъ вечеръ и вообще былъ менѣе обыкновеннаго разговорчивъ. По поводу этого при дворѣ принялись болтать, что дѣло, какъ кажется, нейдетъ на ладъ.