Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий (репринт, старая орфография)

На основаніи этого, синодъ постановила, что «если въ тѣхъ контрактахъ, которые самодержавными властями дѣлаются, будетъ означена и довѣренность избраннымъ отъ нихъ другимъ лицамъ, присутствовать вмѣсто ихъ, при обрядахъ обрученія и бракосочетанія заочно, то какъ обрученіе, такъ и браковѣнчаніе по чиноположенію церковному безпрепятственно совершить можно потому, что обрученіе и браковѣнчаніе по разуму благочестивой христіанской вѣры, имѣетъ все свое основаніе на взаимномъ сочетавающихся согласіи, кольми же паче, если обрученіе высокихъ особъ въ личномъ ихъ присутствіи совершается» [9]).

Между тѣмъ баронъ Армфельдъ, остававшійся пока въ тѣни и жившій въ Петербургѣ инкогнито, продолжалъ по прежнему хлопотать о томъ, чтобъ уладить задуманный бракъ. Онъ видался съ королемъ секретно и внушалъ ему, что регентъ строитъ козни, что онъ, регентъ, выставляетъ препятствія къ браку потому только, что желаетъ побудить императрицу овладѣть Финляндіей), которая потомъ будетъ отдана ему, герцогу, въ пожизненное владѣніе. Армфельдъ внушалъ также королю не заботиться о различіи религій и предоставить королевѣ оставаться въ той вѣрѣ, въ какой она родилась. Король сообщилъ объ этомъ регенту, который напуталъ Густава возстаніемъ въ Швеціи, если королева не будетъ лютеранкою. Вслѣдствіе этого, Густавъ нашелъ, что если бы регентъ замышлялъ похитить королевскую власть, то онъ конечно, не сталъ бы дѣлать предостереженій подобнаго рода, но, напротивъ, велъ бы дѣло такъ, чтобъ подготовить возстаніе, которое могло окончиться низложеніемъ съ престола Густава IV. Вообще король сильно колебался: его тянули — въ одну сторону суровый Лютеръ, а въ другую прекрасная Александра. Король, однако, рѣшился вступить въ бракъ съ великою княжною, и баронъ Стедингъ въ торжественной аудіенціи просилъ ея руки для Густава IV, послѣ того какъ мекленбургской принцессѣ было сообщено объ отказѣ короля жениться на ней.

Отношенія между женихомъ и невѣстой становились все ближе и ближе. Молодая парочка видѣлась безпрестанно, король и великая княжна тандовали, дружески разговаривали, императрица относилась къ Густаву какъ къ жениху и поощряла нѣжныя чувства какъ его, такъ и невѣсты, и даже однажды, шутя, позволила поцаловаться имъ. Послѣ этого предстоящій бракъ не былъ уже ни для кого тайною.

Екатерина замѣчала, что женивъ нравится невѣстѣ, что она уже не смущалась, какъ это случалось съ нею въ первое время, и что ей весело было съ нимъ.

«Надобно признаться, что это хорошая парочка — писала императрица Гримму. Никто не входитъ въ ихъ дѣла, никто не мѣшаетъ имъ и повидимому все устроится или, по крайней мѣрѣ, наладится до отъѣзда короля, который однако не думаетъ уѣзжать, хотя 1-го ноября наступитъ его совершеннолѣтіе».

Густава чествовали въ Петербургѣ, но чествовали собственно его не какъ короля, а какъ лицо, готовившееся вступить въ императорское семейство. Сама императрица называла его «roitelet» — королекъ, и подсмѣивалась надъ его пышностію, замѣчая, что многіе русскіе вельможи, какъ, напримѣръ, Орловы, Безбородко и Строгановъ, несравненно богаче его. Эти богачи-вельможи, задавали королю-жениху роскошные пиры. Петербургское высшее общество веселилось, и престарѣлая Екатерина, казалось, отъ радости помолодѣла нѣсколькими годами и уже давно не была такъ весела и бодра, какъ теперь. Она ѣздила на балы къ упомянутымъ вельможамъ и такъ какъ, будучи слаба ногами, съ трудомъ поднималась на лѣстницу, то въ тѣхъ домахъ, гдѣ давались балы, устроивали, въ замѣнъ лѣстницъ, покатые богато-отдѣланные всходы. Графъ Безбородко, изумившій короля необыкновенною роскошью своего жилища и богатствомъ своей обстановки, только на устройство одного такого всхода истратилъ 5,000 тогдашнихъ серебряныхъ рублей. Такая громадная застрата на одинъ лишь этотъ предметъ даетъ понятіе о томъ великолѣпіи, какое нашелъ Густавъ въ домѣ хохла-вельможи. Кромѣ баловъ, короля угощали великолѣпными фейерверками, надъ изготовленіемъ которыхъ лично хлопоталъ заслуженный и старый артиллерійскій генералъ Мелессино, одинъ изъ искуснѣйшихъ пиротехниковъ, когда либо существовавшихъ не только въ Россіи, но и въ цѣлой Европѣ. Угощали такъ же Густава смотрами и парадами войска.

Петербургъ давно уже такъ не веселился, какъ веселился онъ въ эту пору, и по поводу безпрестанно происходившихъ здѣсь увеселеній великій князь Александръ Павловичъ, 13-го октября 1796 года, писалъ своему бывшему наставнику Лагарпу слѣдующее.

«По возвращеніи съ дачи, которою я вовсе не пользовался, пріѣхалъ шведскій король; новая суета, праздники, балы, увеселенія всякаго рода и все это каждый день, такъ что голова идетъ кругомъ, — и все это безъ малѣйшаго удовольствія, потому что къ нимъ примѣшалась церемонность».