Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий (репринт, старая орфография)

Странно слышать такое внушеніе отъ Фотія, который самъ такъ восторженно восхвалялъ «ангельское житіе человѣковъ Божіихъ во святой обители». И приходится подумать, что Фотій отгонялъ отъ Орловой мысль о постриженіи изъ соб-огненныхъ видовъ. Съ удаленіемъ ея въ монастырь, непосредственныя и близкія его сношенія съ нею должны были, если не прекратиться совершенно, то, но крайней мѣрѣ, сдѣлаться рѣже и, кромѣ того, богатая инокиня могла направить всѣ свои щедрые вклады уже не въ Юрьевъ монастырь, а въ избранную ею женскую обитель. А что Фотій не только охотно пользовался, но и разсчитывалъ на постоянныя и усердныя приношенія своей духовной овечки — это не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію. Въ своемъ первомъ къ ней письмѣ, онъ, какъ мы видѣли, прямо говоритъ объ этомъ. Въ послѣдствіи онъ пользовался щедростью Орловой, которая «на нужды его» предоставила всѣ свои богатства. Добавимъ къ этому, что Елагинъ въ похвалу Фотія ставитъ то, что онъ «въ знатныхъ видѣлъ для себя только орудіе къ проповѣдыванію истины», а знатная графиня Орлова-Чесменская была несомнѣнно для него однимъ изъ такихъ драгоцѣнныхъ орудій и потому, потерять ее, съ уходомъ ея въ монастырь, было бы для Фотія большимъ лишеніемъ со стороны его религіозныхъ понятій, помимо даже вопроса о матеріальной поддержкѣ того монастыря, на устроеніе и на обезпеченіе котораго Фотій смотрѣлъ, какъ на главную обязанность своего иноческаго подвижничества.

Слѣды другой исповѣди Орловой передъ Фотіемъ мы находимъ въ девятомъ его письмѣ, изъ котораго видно, что «богобоязненная Анна» жаловалась ему, что «положеніе ея хуже и опаснѣе, нежели бурное: я — писала она — точно какъ бы была въ туманѣ». За тѣмъ она винитъ себя передъ Фотіемъ «въ разсѣянности въ мысляхъ, въ страшномъ нерадѣніи о спасеніи, въ лѣности ужасной въ молитвѣ». «Оно, т. е. положеніе не бурное, но претяжелое, точно я утопаю мало по малу», пишетъ въ заключеніе Орлова.

Отвѣтъ на это письмо послѣдовалъ въ нравственно-догматическомъ духѣ и въ такомъ же духѣ написаны Фотіемъ четыре слѣдующія письма или посланія, а именно: десятое — «о молитвѣ непрестанной», одиннадцатое — «объ иноческомъ обхожденіи съ другими»; двѣнадцатое — «о томъ, что значитъ и преобразуетъ св. недѣля» и тринадцатое — «кто есть человѣкъ чадо Отца Небеснаго».

Четырнадцатое посланіе, озаглавленное «о радости въ дусѣ святѣ, коя есть знаменіе и составъ царствія Божія внутрь», вызвано письмомъ Орловой, изъ котораго въ письмѣ Фотія приводится слѣдующая выдержка: «во истину сегодня была необъяснима моя радость, отче мой, получая твое посланіе премилостивое. Господа ради продолжай питать твое немощное и неопытное чадо, твои святыя молитвы дѣлаютъ со мною во истину чудо. Благодареніе Господу Христу, чувствую такое равнодушіе ко всему, меня окружающему, что только и прошу Господа Бога нашего, чтобы сіе мое состояніе продолжалось. О! какъ мнѣ всѣ слова твои о мирѣ и царствіи Божіемъ памятны и дороги». Въ отвѣтѣ своемъ на это письмо Фотій сомнѣвается, что «ея слова отъ ея сердца, хотя и праваго», но объясняетъ ихъ тѣмъ, что «на тотъ часъ утѣшитель Духъ Святой пришелъ, и вселившись въ лоно сердца, вдохнулъ чувство и радость излить оныя на сей хартіи».

Въ слѣдующемъ, пятнадцатомъ, письмѣ встрѣчается снова выраженіе чувствъ Орловой къ Фотію, которому она пишетъ: «вспоминаю, сколь возможно чаще, гласъ твой, желающій мира немощной твоей дщери». Далѣе она проситъ его беречь здравіе. Эта просьба даетъ Фотію поводъ распространиться о своемъ самоотверженіи. Затѣмъ приводится еще выписка изъ письма Орловой, гдѣ она говоритъ, что «письма Фотія необходимы, какъ воздухъ для дыханія», и горюетъ, что «разстается хотя на нѣсколько съ нимъ и не слышитъ пресладкаго его гласа».

Шестнадцатое письмо обращаетъ на себя особенное вниманіе, потому что въ немъ приводится исповѣдь Орловой въ изложеніи самого Фотія. Онъ говоритъ за нее въ слѣдующихъ словахъ: «ахъ, отче мой, кая я дѣвица, когда въ сердцѣ невольно, хотя и рѣдко со мною то бываетъ, но восходятъ соблазны и помыслы нечистые, хотя и рѣдко, но я должна бываю украшаться, наряжаться и все сіе для плоти для видѣнія, для суеты творить; хотя и рѣдко, но я должна и лицо благовонными водами измывать и украшать и помазывать благовонными мастьми, хотя и рѣдко, но я должна по образу міра грѣшнаго иногда быть». Фотій утѣшаетъ ее въ этой скорби, увѣряя, что, несмотря на это, душа ея дѣвственная, чистая, а плоть цѣломудренная.

Въ письмѣ семнадцатомъ Фотій, жалуясь на "лютыя времена», писалъ Орловой такъ: «о дѣвице! тебѣ Господь далъ премудрость и крѣпость; сама себя спасай и иныхъ, то словомъ, то дѣломъ, то духомъ; сама не восхищай другихъ учить: жена, по апостолу, да не учитъ, но по готовымъ книгамъ и ученіямъ святыхъ отецъ учить можешь другинь своихъ, а сама учительства и проповѣдничества и писать писанія, подобно бѣсомъ водимой г-жи Гюнъ, презирай, убѣгай подобныхъ и восхищающія все то, подобно сей безумной, прокляты и запрещены»[16].