Замерзшие сердца

Замечаю, что его член устремлен к потолку. Он настолько твердый, что слегка изгибается, а головка блестит от возбуждения.

– К стене, – приказывает он.

Сильная рука хватается за член, другая берется за спину и грубо прижимает меня к стене, прогибая позвоночник. Он хочет, чтобы я покорно выполняла приказы.

Я ною от удовольствия, когда член Тайлера касается входа, когда скользит по киске, покрываясь моими соками.

– О, да. Да! – Все мое тело содрогается в тот момент, когда он в меня входит. Толщина его члена до сих пор меня изумляет, даже несмотря на то, что он не раз бывал у меня между ног.

– Эта киска только моя. – Он просовывает руку между ног, гладит клитор пальцами. От его властных слов стенки влагалища начинаюсь сжиматься. – А этот член… – Он замирает, вынимает его, дразня мокрую дырочку толстым концом, а потом снова погружается внутрь. – Этот член – твой, детка. Не Джессики. Твой.

Чуть не кончаю от одних только слов. Та малая часть меня, которая ненавидит его за то, что он заговорил о ней, находясь во мне, – очень глубоко, судя по ощущениям, – отодвигается на задворки сознания. Я сосредоточиваюсь лишь на самой важной части его фразы: он мой. Я всегда знала, что он мой, но, черт возьми, как же приятно это слышать.

Сладкая боль разливается по коже, когда он наматывает спутанные волосы на кулак и тянет голову назад, осыпая влажными поцелуями точку биения пульса. Я тянусь назад, хватаю его за шею, чтобы он не ушел, и уже чувствую нарастающий кайф от второго оргазма за вечер.

– Правильно, Грей. Кончи для меня, – стонет он, щекоча мне ухо теплым дыханием. Он ударяется о меня все сильнее и быстрее, разжигая в животе новый огонь. Искры бьются о вены, и я сгораю изнутри от жгучего удовлетворения. Я чувствую его вибрацию, слышу горловой стон. Его кулак, держащий волосы, ослабевает, а палец на клиторе замирает. Бедра подергиваются, и вот небрежные толчки уже сменяются освобождением.

Ощущаю подступающую улыбку и даже не пытаюсь ее сдерживать. Тайлер прерывает контакт. Оборачиваюсь и встречаюсь с его теплыми глазами цвета тающего шоколада.

Джессика ничего для него не значила и еще меньше значит сейчас. И я знаю, что он переспал с ней не для того, чтобы причинить мне боль. Да и вообще, на тот момент ему не было смысла меня обижать. Я ведь не могу осуждать его за то, что он делал до того, как у нас начались отношения. Раз уж на то пошло, я тоже не святоша. Наверняка Оукли рассказал ему обо мне и Гранте на его яхте. Странно, что Тайлер никогда не поднимал эту тему. Мы оба – да и любой человек, как мне кажется, – совершали поступки, о которых жалеем. Чем тогда я лучше Тайлера? Вот именно по этой причине готова оставить все как есть и двигаться вперед. До тех пор, пока я и он – это единое целое.

– Грей? – шепчет он, тяжело проглатывая слюну.

– Да? – Пожалуйста, не говори ничего такого, что разорвет меня на куски, пока я стою в чем мать родила, а по бедрам стекает сперма.

– Ты сказала мне, что влюбилась. Ты это серьезно?

От самого вопроса мне хочется рассмеяться, но лучше этого не делать, потому что этим весельем я вызову у него тревогу, из-за которой он снова от меня закроется. Нет, вместо смеха я просто покачиваю головой и приподнимаюсь на цыпочки, чтобы поцеловать его в правую щеку.

– Я бы никогда не солгала тебе о чем-то подобном. – Слова мои до боли искренни. Уже хочу сказать, что давно вышла из состояния влюбленности и погрузилась в страшную, пугающую, но захватывающую бездну любви к Тайлеру Бейтману, как он вдруг жадно высасывает воздух из моих легких – все до последней молекулы:

– Хорошо.

– Хорошо? – переспрашиваю я, будто у меня к этому слову личная неприязнь.

– Да. Иначе признаваться тебе в любви было бы крайне неловко.

Мне становится трудно дышать.

Куда подевался чертов воздух? Легкие опустели в пузыре удивления и наполнить их заново просто не получается. Тайлер держится настолько уверенно и невозмутимо, что такие, казалось бы, сложные слова слетают с его языка как самые естественные в мире. Хотя я все-таки замечаю нервозность по легкому подергиванию уголков его губ и по едва заметному розовому оттенку на щеках.

– Ты… Что? – Во рту так сухо, будто я не пила уже несколько месяцев.

Прижимаю язык к зубам, чтобы не повторяться: мне почему-то кажется, что он слишком уж долго не отвечает.

Губы его растягиваются в лучезарной улыбке, и от этого зрелища я замираю. Боже, как он красив. Чертовски красив. Мне хочется протянуть руку и дотронуться до него, что я, собственно, и делаю. Почему-то мне кажется, что я прикасаюсь к нему впервые, как будто сижу рядом с ним на краю бассейна в форме песочных часов и любуюсь закатом в Мексике, пытаясь безуспешно скрыть увлеченность типичным плохим парнем.