Сюзи все время вспоминает 15 августа, годовщину аварии. Каждый год в этот день ей запрещали выходить из дому из страха, что с ней может что-нибудь случиться. Отец не выводил машину из гаража: его бросало в дрожь от одной мысли о том, что нужно сесть за руль. Сюзи вспоминает 15 августа как торжественный и печальный день. Оба родителя погружались в траур. Отец часто «входил в транс» и называл ее Бетти. Странно, что Сюзи смирялась с тем, что ее зовут Бетти в день годовщины аварии, не удивлялась этому и не считала, что отец делает это специально. На памяти Сюзи ритуал 15 августа повторялся каждый год, хотя со временем его драматизм ослаб.
В предподростковом возрасте Сюзи пережила два важных события. Мать вновь вышла на работу, а немногим позже у отца случилось несколько сердечных приступов. Во время двух из них Сюзи оставалась одна с отцом. В последний раз она нашла его без сознания и побежала к соседям, которые вызвали полицию. В представлении Сюзи именно эта задержка в несколько минут между тем, как она нашла отца без сознания, и приездом скорой помощи повлекла за собой его смерть.
Анализируя свой страх перед отцовскими сердечными приступами, Сюзи никогда не могла произнести: «Может быть, я ответственна за его смерть», однако в глубине души эта мысль присутствовала. Точно так же ее отец никогда не признавался в своем страхе, что это он убил Бетти; он мог только сказать: «Я страдаю, когда вижу аварию или больного ребенка».
Хотя Сюзи и не принадлежала к делинквентной среде, трое из четверых ее поклонников имели приводы в полицию. В прошлом году один из них, Джим (она назвала его шизофреником), влюбился нее; он внезапно появлялся перед ней в самых неожиданных местах и говорил: «Я тебя люблю, но я тебя убью». Сюзи испугалась и рассказала об этом своей школьной учительнице, и та вызвала полицию. Через месяц, когда Сюзи была одна дома, Джим позвонил в заднюю дверь, и, когда Сюзи открыла, он ворвался в дом с ружьем в руках. Сюзи смогла убежать через переднюю дверь.
Познански считает, что родители так и не смогли принять смерть Бетти. Они просто заменили потерянного ребенка, и Сюзи автоматически получила все прошлое, которое ей не принадлежало, а заодно все качества умершей девочки, и все надежды, возлагавшиеся на нее.
Масштабы этой идеализации находят отражение в семейном мифе: и Сюзи, и родители вспоминают о Бетти проникновенно и возвышенно, как о провозвестнике счастья и несчастья семьи. Отец Сюзи хотел бы, чтобы ее поведение было безупречным, потому что она не только заместитель Бетти, но также живая версия идеализированного умершего ребенка. Сюзи чувствовала, что никогда не сможет стать такой, как хочет отец. Как и у многих замещающих детей, ее школьные успехи были средними, потому что невозможно соперничать со старшим идеальным ребенком. Идеализация в этих семьях служит психологической защитой, помогающей держаться на расстоянии от чувства гнева по отношению к умершему, который вас покинул и заставил горевать. Это нормальная реакция, но замещающему ребенку действительно очень тяжело это вынести.
Депрессия Сюзи, ее попытка самоубийства, страх перед смертью и агонией, связь с поклонником, пытавшимся ее убить, по отдельности обусловлены различными факторами, но все вместе они свидетельствуют о постоянном ожидании смерти, как будто Сюзи предвосхищает свою раннюю смерть — естественное последствие того, что она замещает Бетти.
Досрочно замещающие дети
Николь Альби в 1974 году описала очень необычные случаи замещающих детей. Они были зачаты в тот момент, когда один из детей в семье находился под угрозой смерти в результате обострения лейкоза. Создается впечатление, что ребенка хотели заместить заранее. Это настоящая «защита от обострений».
Автор отмечает, что очень трудно собирать и обрабатывать такие наблюдения. При посредничестве медсестер она смогла установить 15 случаев наступления беременности при указанных обстоятельствах, но объективных данных о том, что эти дети были зачаты как замещающие, нет. В этих случаях скорее отцы, а не матери высказывались в таком духе, что «У нас будет другая девочка вместо ангела, вернувшегося на небо». Еще восемь других беременностей удалось изучить более подробно: пять из них начались в точности в тот момент, когда у больного ребенка случилось обострение, две не совпали, и у одной неизвестна точная дата. Кроме этих восьми случаев, три беременности начались через год или больше после смерти ребенка.
В пяти случаях, описанных детально, четко видно совпадение между возникновением угрозы смерти ребенка, связанной с обострением болезни, и датой наступления беременности. Одна мать признала, что у ее ребенка началось обострение болезни (несмотря на наличие анализов, подтверждающих это) только в тот момент, когда она удостоверилась в своей беременности. Медсестры говорили: «Бедный малыш, его уже заменили». Именно так окружающие восприняли эту беременность.