Замещающий ребенок

Г. А. Голдшмидт изобразил в своих автобиографических книгах жалкого и ничтожного героя, молодого еврея, который сумел избежать концлагеря и постоянно чувствовал себя осуждаемым и не имеющим возможности оправдаться. Например, он пишет: «Он ничего не сделал, но, без сомнения, был виноват… Если достаточно было сказать, что он виноват, то все шло прекрасно, но если его спрашивали о подробностях, то он путался, и это было ужасно: он был виноват во всем одновременно». «Еврей! Почему именно он? Выжить стыдно». «Он пролез без билета и выжил, не имея на то никакого права. Однажды его накажут и это будет справедливо… Эти несчастные на фото вполне заслуживали того, чтобы жить… но они превратились в мертвую плоть и кости. Это был постыдный обман. Виноват только он». В частной переписке этот автор признался нам, что никогда не читал «об этом распространенном феномене (синдроме вины выжившего), вокруг которого построен сюжет всех его романов… «Я постоянно спрашивал себя об этом странном чувстве вины, которое мало-помалу я в себе открывал как раз при помощи того самопсихоанализа, который неизбежен при написании романа (вспомним о Рене Фере и Мари Кардиналь). В выживании есть как будто предназначение (выделено им)… Вина становится естественным пространством для восприятия себя не как отличного от других, но как избранного».

В своем романе «Мертвый хватает живого» Анри Труайя рассказывает историю посредственного писателя, который, поставив свое имя на рукописи романа, найденного среди бумаг его умершего друга, снискал большой успех. Но мертвец начал мстить, мало-помалу разрушая его жизнь. Устами своего персонажа он говорит: «На самом деле я присвоил не только чужую книгу. Это его прошлое, его жизнь, которую я нечаянно напялил… Я стал продолжением не только его разума, но и тела, голоса, судьбы. Я пойман его судьбой. Я то, что осталось от него на земле… Не стал ли я отчасти убийцей?»

Парадоксальная вина замещающего ребенка

Как же объяснить возникновение у замещающего ребенка парадоксального чувства вины, с которым мы сталкиваемся настолько часто, что это нельзя назвать случайностью.

Как минимум, две матери, описанные А. и Б. Каин, бессознательно полагали, что заместитель в некотором роде «ответственен» за смерть другого хотя бы потому, что он не родился, пока тот был жив. Авторы полагают, что этот бессознательный процесс можно описать так: «Новый ребенок живет вместо нашего умершего ребенка. Это может быть его вина, то есть его вина в том, что другого больше нет. Это несправедливо, что он может жить, а другой умер. Он несет ответственность за это, все это случилось из-за него». Таким образом, неприязнь и упреки, сопровождающие вину родителей, бессознательно проецируются на самого замещающего ребенка.

Не является исключением также, что некоторые родители упрекают ребенка в его существовании: «Ты бы не родился, если бы твой брат (или сестра) не умер».

Эта вина может принимать патологическую форму. Лаксенер наблюдал замещающего ребенка в бреду: ему казалось, что он плохой и не может находиться среди людей из опасения доставить неудобство тем, кто находится рядом с ним (рассказано в личной беседе).

Новорожденный не живет после умершего, он его замещает. Он не выживший, а оживший (вновь рожденный). Ключ к проблеме в том, что он не может появиться на свет, пока его предшественник не умрет. Это явно прослеживается в психоаналитической работе с Джилл (А. Саббадини). «Если бы Анжела не умерла, Джилл не была бы зачата, как будто ее жизнь зависела от смерти сестры. Исходя из этого, мысль о том, что она должна была убить сестру раньше, чем сама появилась на свет, — один шаг для бессознательного». Ее отношения с младшей сестрой были постоянно окрашены амбивалентностью и виной, связанной со смертью, говорит Саббадини.

В другом случае, описанном этим же автором, Мишель говорит: «Я воняю смертью, как будто маленькое тельце Майкла приклеено ко мне или спрятано внутри меня». О смерти Майкла, брата, которого она заменила, она говорит так: «Я знаю, что это моя ошибка. Если бы я только могла ее исправить… но это невозможно… разве что мне нужно умереть».

В. Форрестер пишет, что Винсент Ван Гог был «не способен выносить вину и непонятные угрызения совести, от которых он страдал всю жизнь». Согласно исследовательнице, «Винсент считал себя, по меньшей мере, заместителем, если не убийцей. Он чувствовал себя полностью виноватым в том, что узурпировал место в мире живых». Саббадини, изучавший случай Ван Гога, также отметил, что братья и сестры умершего ребенка чувствуют себя в некотором роде ответственными за его смерть. Говоря о Винсенте, Бенезек и Аддад размышляют о возникновении чувства братоубийственной вины.