Заметки из хижины «Великое в малом»

И это я сам видел.»

[117. Красивый отрок тщетно пытается соблазнить чиновника, чтобы тот помог освободить из тюрьмы убийцу.]

(118.) В конце правления императора династии Мин, чьим девизом было Чун-чжэнь, в деревне Мэнцунь появился разбойник, который бесчинствовал без зазрения совести. Увидев как-то красивую девушку, он связал веревками ее родителей и стал понуждать ее «слиться с ним в радости», а так как девушка не соглашалась, то он начал пытать ее родителей огнем. Они жалобно кричали и приказывали дочери уступить разбойнику. Девушка просила его освободить родителей и только на этом условии соглашалась уступить его домоганиям. Боясь, что она обманет его, разбойник настаивал, чтобы сначала она отдалась ему, а потом уж он отпустит ее родителей. В гневе девушка из всех сил ударила разбойника по лицу. Она погибла вместе со стариками родителями. Трупы их разбойник бросил в поле.

Через некоторое время пришлось ему драться с правительственными солдатами. Когда лошадь его доскакала до того места, где был труп девушки, она отпрянула и ни за что не хотела идти вперед. Разбойник слетел в грязь, и тут его и взяли в плен. Девушка была отомщена. К сожалению, мне не удалось выяснить ни фамилии ее, ни имени.

Среди тех, кто обсуждал эту историю, были такие, кто считал, что раз девушка жила со своими родителями, то обязана была повиноваться им во всем. Родители приказали ей уступить домогательствам разбойника, а она не послушалась, стала свидетельницей их мук, значит, она виновата перед ними. Другие же говорили, что не всем родительским приказам можно повиноваться. Девушка на выданье не могла отдаться разбойнику, приказ родителей как бы превращал ее в проститутку, могла ли она подчиниться? Значит, девушка не виновата.

Мой отец, ныне покойный господин из Яоани, сказал так:

— Эта история прямо противоположна истории Го-лю[310]. У спорящих одинаковые основания упорствовать, но я не решусь настаивать на какой-либо определенной точке зрения. Если человек не ест лошадиной печени, это еще не значит, что он лишен вкуса.

[119. Рассуждение об отношении к книгам древних: читать только их — вредно для дела, не читать их совсем — тоже вредно.

120. О злодеяниях евнуха Вэй Чжун-сяня.

121. О карликах в горах Урумчи, упоминания о которых встречаются в «Книге о горах и морях».

122. Об удивительных цветах, растущих на границе.

123. Описание различных местностей в Синьцзяне.

124. Учитель обучает лис конфуцианским классикам без комментариев (смысл и так ясен, зачем же еще комментарии).]

(125.) Был один гадатель, прибывший из Цзяннани. Дух, которого он вызывал, именовал себя Отшельником с горы Спящего тигра. Предсказаний, связанных со счастьем и несчастьем в человеческой судьбе, он не делал, а только слагал стихи-заклинания[311]. Еще он умел рисовать, но лишь одни орхидеи и бамбуки. Стихи его были прозрачно-ясными, без тени мирской вульгарности.

Как-то раз он сложил такие стихи:

Здесь бренностью краса тревожит грудь,
В воде багряным цветом отражаясь.
В сомнении, куда направить путь,
Остановился белый аист.
И на меня взирает дух цветов,
Дивясь на мой халат зеленый;
А я возлег на зелень свежих мхов,
Блаженствуя в истоме сонной.

Для джонок, чтобы уберечь их от опасностей в пути, он написал такие стихи:

Вода неглубока, она журчит, струясь,
И путь у джонки не тяжел.
А вот на берегу устало месит грязь
Запряженный в телегу вол.

А для телег он написал так:

Возок катится невелик
По каменистой глине,
В упряжке — черной масти бык,
А груз — вино в кувшине.
И к златоуздым скакунам
Бык завистью не тронут...
Бегут колеса по камням,
Как джонка через омут.

Ну и еще были стихи в таком же роде...

Когда его спросили, как его фамилия и имя, он ответил:

— Зачем людям, живущим вне мира, имя? Разве обязательно нужно общение с людьми, если есть определенная судьба!