Заметки о моем поколении. Повесть, пьеса, статьи, стихи

Дорис. Это когда уходят из дома, влюбляются в девиц и не ведают, что творят.

Фиш. Кажется, у дяди это было.

Дорис. Вроде как мешком прибитый?

Фиш. Вот-вот. Он всегда казался таким, когда рядом были женщины.

Дорис (задумчиво). Интересно, наследственность – это только от отца или бывает от дяди тоже? (Незаметно вынимает изо рта резинку.) Ты что жуешь, Джо?

Фиш. Да что-то в рот попало.

Дорис. Это резинка! По-моему, я просила тебя не жевать. Приличные люди не жуют резинку. У тебя нет ни малейшего представления о том, что можно и чего нельзя. Вот, скажем, я подхожу на приеме к леди Астор, или миссис Вандербильт, или еще к кому (кладет в рот резинку – для наглядности) и говорю: «Здравствуйте, миссис Вандербильт!» (С энтузиазмом жует.) Как, по-твоему, она к этому отнесется? Думаешь, она это стерпит? Ни в коем случае.

Фиш. Ну, если все дело в миссис Вандербильт, то я сто раз успею отвыкнуть.

Снаружи доносится звучный свист – приятная рулада в тональности до мажор.

Что это?

Дорис. Я с тобой не разговариваю.

Фиш. Здóрово. Птица какая-нибудь.

Свист повторяется, теперь он ближе.

Опять!

Дорис подходит к окну.

Дорис. Всего-навсего почтальон.

Фиш. Никогда не слышал, чтобы почтальоны так свистели.

Дорис. Наверное, новый на этом участке. Жаль. Старый отдавал мне почту хоть за пять кварталов от дома.

Снова свист, теперь уже за дверью.

Надо его впустить.

Подходит к двери, открывает ее. Фигура почтальона четко рисуется на фоне утреннего неба. Это Джерри Фрост.

Однако ни Дорис, ни Джозеф Фиш не узнают его, и это понятно: Джерри до неузнаваемости переменился. Нет и следа былой расхлябанности: в серой форменной куртке он выглядит подтянуто, молодцевато. Голова закинута, плечи расправлены. Его голос звучит уверенно, отчасти снисходительно к слабостям человеческого рода.

Джерри. Доброе утро. От почты не откажетесь?

Дорис (сбитая с толку). Да-да, конечно.

Джерри. Прекрасное утро. Скорее выбирайтесь на улицу.

Фиш (безучастно). Хм.

Джерри. Это дом номер двадцать один двадцать семь? Тогда у меня для вас много симпатичной почты.

Дорис (с возрастающим интересом). Что значит «много симпатичной почты»?

Джерри. Значит, разнообразной. (Роется в сумке.) У меня восемь писем для вас.

Дорис. Вы что, наш новый почтальон?

Джерри. Да, новый, но уже хороший. (Вручает ей пачку писем.) Я здесь лучше всех.

Фиш. Откуда вы знаете? Вам начальство это сказало?

Джерри. Нет, просто сам чувствую. Я свое дело знаю, любого почтальона обставлю и по маркам, и по открыткам, и, само собой, по бандеролям. Одно слово: хороший, и с этим ничего не поделаешь.

Дорис. Впервые слышу, что почтальон может быть хорошим.

Джерри. А они почти все хорошие. Есть такие области – например, бизнес или политика, – где всякие сойдут, зато почтальоны, как на подбор, ангелы. Словно их специально отбирают. Если не сказать – выводят.

Фиш (зачарованно). И вы – лучший из лучших.

Джерри (скромно). Да, самый лучший. (Перебирает корреспонденцию.) Вот это я называю: умная реклама. Столько этих проспектов сегодня разнес… Дети их обожают. Это ковровая фирма.

Фиш. Дайте взглянуть. (Выхватывает у него проспект.)

Джерри. Прелесть, правда? А еще у меня для вас два счета. Я их пока утаю, ладно? Или вы хотите с ними разобраться? Некоторые обожают получать счета. Ваша соседка первым делом спросила о счетах. Я дал ей целых три – и она так радовалась, будто это денежные переводы. А ваши – они, видать, не очень крупные. Правда, на ощупь решить трудно.

Дорис. Дайте взглянуть.

Фиш. Я тоже хочу.

Весело переругиваясь, они вырывают друг у друга счета.

Джерри. Пусть каждый загадает число и напишет его на конверте, а потом конверт распечатайте и сравните со счетом. Чье число ближе, тому и платить.

Фиш. Или получать приз.

Джерри. Можно и так. (Подмигивает Дорис.) Еще у меня есть парочка открыток. Прелесть. Это – Центральный вокзал в Буффало.

Фиш. Дайте взглянуть.

Джерри. А здесь поздравление с Рождеством. Правда, с опозданием на четыре месяца. (К Дорис.) Наверное, это вам.