Заметки о моем поколении. Повесть, пьеса, статьи, стихи

– Послушайте, мсье, мне кажется, я ясно выразился, когда ответил, что у меня сейчас в гараже нет такой машины. Ничего подобного! Ничего! Ничего! Желаете – поищите, но ее просто не существует.

– А когда вы сможете ее получить?

– Почем мне знать? Может быть, через восемь дней. Возможно, через месяц.

– Не думаю, что вы хотите продать мне машину, – сказал он. – Наверное, мне стоит обратиться к вашим конкурентам, их модель послужит мне ничуть не хуже.

Он выскочил на улицу, а я, остолбенев, смотрел невеже вслед. Но, надеясь что-то выгадать, он в конце концов сядет в лужу. Потому что мсье Лежуп, который торгует автомобилями по соседству со мной, обслужит этого типа не раньше, чем изучит его характер, его искренность и степень его желания купить автомобиль не менее пристально, чем сделал бы я сам. Невежа кончит тем, что вообще останется без машины.

Девушки верят в девушек [183] Беглые впечатления о наследницах эмансипе

I

Еще в 1912 году Каслы, придав респектабельности современному танцу,[184] привели в кабаре хорошую девушку и усадили ее рядом с девушкой откровенно плохой – в тот момент и началась Эра Эмансипе. Десять примерно заповедей рухнули в годы военной неразберихи, а потом возникла потребность оставаться на гребне тогдашнего возбуждения. Появились книги, расширявшие границы свободы, появилось поколение, образованием которого полностью занимались женщины, в результате чего оно оказалось легковнушаемым и безропотно потянулось к новым горизонтам послевоенной вольницы. К 1922 году молодежь подверглась полному перевоплощению – некоторые говорят, извращению, – и все это перестало быть весело: «движение эмансипе» в истинном своем виде иссякло.

Но смогло ли это движение полностью избавиться от сантиментов, бросало ли вызов хоть чему-то, кроме сомнительных биологических данных? (Например, то, что длительное ухаживание является нормальной и здоровой прелюдией к браку, особенно для мужчин, вызывает сильнейшие сомнения.) Напротив, девушка, кидающаяся в объятия своему ухажеру, придерживалась утвержденного литературного образца. Она была теккереевской Беатрисой Эсмонд,[185] которая в 1912 году вернулась к жизни у Уэллса в «Тоно Бенге» под именем Беатрисы Норманди, после чего ее принялись старательно копировать самые великосветские и отважные лондонские дебютантки. От обворожительной уэллсовской Беатрисы пошли дамы Майкла Арлена,[186] да и почти всех, кто описывал молодых героических англичанок, – однако мне кажется, что группа юнцов из Чикаго, которые примерно в 1915 году открыли для себя автомобиль, зародилась даже более спонтанно. Как бы то ни было, к концу войны вся эта публика уже буквально хлюпала от сентиментальности; тут в нее вцепились авторши дамских романов, ее подхватила толпа, а в той толпе бежала, слегка задыхаясь, женщина сорока четырех лет, и эмансипе, еще жившая в ней, с некоторым удивлением узнавала в собственном облике собственную же мать.

Все было кончено; вчерашняя мода, господи, какой кошмар! Шагать в передовом отряде – одно, тащиться со всем стадом – другое, а тут разом возник индивидуализм, а с ним – современный, внушающий определенную тревогу культ героини.

Прежде чем завести об этом разговор, неплохо вспомнить, что поколение в истинном смысле этого слова, представляющее собой четко выраженный тип и объединенное сходством взглядов и поведения, не возникает каждые три-четыре года. Грубо говоря, девушки, которые стали или могли бы стать дебютантками в 1917–1919 годах, были только ядром сумасшедшего поколения – и ряды их полнились за счет девушек помоложе и постарше, которые ни за что не хотели что-то пропустить, потому что сумасшедшие их товарки явно развлекались по полной. Теперь движение это растеклось по закрытым клубам, европейским казино, по сценам и даже по домам – и празднует тридцатый свой день рождения. Возможно, другого такого поколения не возникнет, если не будет новой войны или новая юность не обозначит себе новые рубежи, до которых нужно доплеснуться, и новые пределы, которые нужно заполнить. Ибо юность не оригинальна: уберите со сцены автомобиль – и сногсшибательное действо, будоражившее всю страну десяток лет, тут же рассыплется. Обезьяна, привязанная к велосипеду, по сути, не имеет никакого значения. Рассматривать имеет смысл только изменения души.

II