Читаем Заметки о моем поколении. Повесть, пьеса, статьи, стихи полностью

В гостиной взгляд писателя немедленно устремляется к тому, что происходит за окном. Посетитель тоже выглядывает в окно и видит детей, играющих в футбол на соседской лужайке.

– А вот и вторая причина, почему я стал писателем.

– Как это?

– Ну, в школе я играл в футбол, и тамошний тренер терпеть меня не мог. И вот наша школа должна была сыграть с «Гудзоном», и меня выставили на замену вместо ключевого раннера, травмированного неделю назад. Я хорошо выступил на замене, так что по возвращении товарища по команде на прежнее место меня переместили на позицию так называемого «блокирующего бэка». Для этой роли я не сгодился, возможно, потому, что она была не такой триумфальной и не вдохновляла. К тому же было холодно, а я не выношу холода, и, вместо того чтобы выполнять свои обязанности, я задумался о том, как серы небеса над головой. Удаляя меня с поля, тренер был краток: «На тебя нельзя положиться». И все, что я мог ответить: «Да, сэр». Я не мог ему буквально объяснить, что же произошло на самом деле; прошло несколько лет, прежде чем я смог это осознать ради своей же пользы. Я играл рассеянно. Мы выиграли у другой команды пару тачдаунов, и я вдруг подумал, чего бы не дать энду соперников, который за всю игру ни разу никого не блокировал, принять пас, однако в последний момент я очнулся и понял, что нет, не стоит, но перехватывать пас я тоже не буду, так что просто отбил мяч… Тут-то меня и вывели из игры. Помню безутешную поездку на автобусе к поезду и такой же безутешный путь на поезде до школы, когда каждый считал, что я сдрейфил, а я на самом деле просто отвлекся, и мне было жаль беднягу-энда. Чистая правда. Я частенько трусил, но не в тот раз. Надо сказать, что это происшествие вдохновило меня на стихотворение для школьной газеты, которая так восхитила моего отца, будто я стал футбольным героем. Так что домой на рождественские каникулы я приехал с твердым убеждением, что коль уж ты не в состоянии действовать как следует, так будь способен хотя бы рассказать об этом с той же силой чувств, – это был черный ход, через который я бежал от столкновения с реальностью.

И вот они в столовой. Литератор минует ее поспешно, с явной антипатией.

– Вы не любите еду?

– Еду? Еду я люблю! Но не те жалкие смеси из фруктовых соков, молока и отрубяного хлеба, на которых сижу теперь.

– У вас расстройство пищеварения?

– Расстройство? Да я просто развалина!

– Как это?

– Видите ли, в мое время на Среднем Западе дети начинали жизнь с жареной пищи и вафель, затем неиссякающее солодовое молоко и булочки с беконом в колледже, а потом я почти сразу набросился на блюда, которые подавали в «Фойо», «Кастельо-дей-чезари» и «Эскарго» со всеми пряностями Италии и Франции.[374] И на все, что носит общее название «алкогольные напитки»: клареты и бургундские, «Шато д’Икем»[375] и шампанское, пильзнер и итальянское столовое, контрабандный скотч и самогон из Алабамы. Все это было так замечательно и вкусно; кто же знал, что в конце меня ждут кашки-малашки! – Литератор содрогается. – Забудем об этом, еще не время обедать. А вот, – произносит он, распахивая дверь, – мой рабочий кабинет.

В кабинете, вернее, в маленькой нише, прилегающей к кабинету, стучит на машинке секретарша. Когда они входят, она протягивает литератору несколько писем. Взгляд его падает на конверт, который лежит сверху, его лицо озаряется предвкушающей улыбкой, и он говорит гостю:

– Это продолжение одного очень забавного эпизода. Позвольте, я расскажу вам первую часть, прежде чем вскрою конверт. Итак, около двух недель назад я получил письмо под грифом «Сатердей ивнинг пост», адресованное, однако, не мне, а

Мистеру Томасу Краклину

«Сатердей ивнинг пост»

Филадельфия, штат Пенсильвания.

На конверте было множество пометок, сделанных, очевидно, в «постовском» отделе писем:

«Адресат не найден».

«Поищите в истории за 1930 год».

«Думаю, что это персонаж из рассказа Х. за 1927 год».

Человек, сделавший последнюю пометку, угадал – Томас Краклин и в самом деле был персонажем нескольких моих рассказов. Вот что было написано в письме:

Мистер Краклин я хотела бы знать ненаходитесь ли вы в родстве со мной поскольку моя фамилия была Краклин и у меня был брат с которым мы уже давно невиделись[376] и мы беспокоились о нем и я подумала читая ваш рассказ а не тот ли вы самый Краклин дай думаю напишу и выясню с уважением миссис Краклин Ли.

Там был обратный адрес – городишко в Мичигане. Письмо позабавило меня – я уже давным-давно не получал ничего подобного, так что немедленно сочинил ответ. Написал я приблизительно так:

Перейти на страницу:

Все книги серии Фицджеральд Ф.С. Сборники

Издержки хорошего воспитания
Издержки хорошего воспитания

Фрэнсис Скотт Фицджеральд, возвестивший миру о начале нового века — «века джаза», стоит особняком в современной американской классике. Хемингуэй писал о нем: «Его талант был таким естественным, как узор из пыльцы на крыльях бабочки». Его романы «Великий Гэтсби» и «Ночь нежна» повлияли на формирование новой мировой литературной традиции XX столетия. Однако Фицджеральд также известен как автор блестящих рассказов, из которых на русский язык переводилась лишь небольшая часть. Предлагаемая вашему вниманию книга — уже вторая из нескольких запланированных к изданию, после «Новых мелодий печальных оркестров», — призвана исправить это досадное упущение. Итак, впервые на русском — пятнадцать то смешных, то грустных, но неизменно блестящих историй от признанного мастера тонкого психологизма. И что немаловажно — снова в блестящих переводах.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Проза / Классическая проза
Больше чем просто дом
Больше чем просто дом

Фрэнсис Скотт Фицджеральд, возвестивший миру о начале нового века — «века джаза», стоит особняком в современной американской классике. Хемингуэй писал о нем: «Его талант был таким естественным, как узор из пыльцы на крыльях бабочки». Его романы «Великий Гэтсби» и «Ночь нежна» повлияли на формирование новой мировой литературной традиции XX столетия. Однако Фицджеральд также известен как автор блестящих рассказов, из которых на русский язык переводилась лишь небольшая часть (наиболее классические из них представлены в сборнике «Загадочная история Бенджамина Баттона»).Книга «Больше чем просто дом» — уже пятая из нескольких запланированных к изданию, после сборников «Новые мелодии печальных оркестров», «Издержки хорошего воспитания», «Успешное покорение мира» и «Три часа между рейсами», — призвана исправить это досадное упущение. Итак, вашему вниманию предлагаются — и снова в эталонных переводах — впервые публикующиеся на русском языке произведения признанного мастера тонкого психологизма.

Френсис Скотт Фицджеральд , Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Проза / Классическая проза
Успешное покорение мира
Успешное покорение мира

Впервые на русском! Третий сборник не опубликованных ранее произведений великого американского писателя!Фрэнсис Скотт Фицджеральд, возвестивший миру о начале нового века — «века джаза», стоит особняком в современной американской классике. Хемингуэй писал о нем: «Его талант был таким естественным, как узор из пыльцы на крыльях бабочки». Его романы «Великий Гэтсби» и «Ночь нежна» повлияли на формирование новой мировой литературной традиции XX столетия. Однако Фицджеральд также известен как автор блестящих рассказов, из которых на русский язык переводилась лишь небольшая часть. Предлагаемая вашему вниманию книга — уже третья из нескольких запланированных к изданию, после «Новых мелодий печальных оркестров» и «Издержек хорошего воспитания», — призвана исправить это досадное упущение. Итак, впервые на русском — три цикла то смешных, то грустных, но неизменно блестящих историй от признанного мастера тонкого психологизма; историй о трех молодых людях — Бэзиле, Джозефине и Гвен, — которые расстаются с детством и готовятся к успешному покорению мира. И что немаловажно, по-русски они заговорили стараниями блистательной Елены Петровой, чьи переводы Рэя Брэдбери и Джулиана Барнса, Иэна Бэнкса и Кристофера Приста, Шарлотты Роган и Элис Сиболд уже стали классическими.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Проза / Классическая проза

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза