Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

Рост говорит, что Москва в 80 раз больше Архангельска. Дарья хохочет, подмигивает мне, не верит. Потом изрекает, обнажая глубинное знание предмета:

— А хоть и на Москву бросят, нам тоже не выжить. Мужиков опять всех угонят… Нет, нам первыми надо кидать, и всех их в три часа утопить. Америка, она-то на островах, она и утопнет…

— Как на островах?! — удивился Рост.

— Ну? А мне сказывали, что на островах…

Стараясь переменить тему разговора, выявляющего невежество Дарьи, Уля говорит:

— Я в город-то ездила, жила там у сына, но дома-то куда как лучше! Помню, у монастыря слезла с баржи, иду домой, а сама всё плачу, плачу… Так мне хорошо, что домой вернулась…

* * *

Белые ночи уже на исходе, но ещё светло. В туманном свете из-за леса поднимается огромная красная луна, какая бывает только в сказках. Белая кобыла отвязала цепь от столбика за чёрной часовней на полпути в Смутово и носилась в ночи, счастливая, свободная, в молодых овсах под красной луной. Знаю, что этого зрелища я уже не смогу забыть.

* * *

Плывём на Соловки. После наших старушек в Ежемени, поветей, чёрных банек я просто застонал, когда навалился на нас музыкальный салон теплохода «Татария», полированные лестницы, лабуху рояля и стильные подружки с перемазанными тушью глазами.

* * *

Ресторан на теплоходе. «Девушка! Принесите двое сарделек…»

* * *

Обязательно надо ещё раз съездить на Соловки. Взять Валю, Ваську, Чуду с Женькой и рвануть. Жаль, Санька ещё мал. Я даже начал жалеть, что столько лет отдал Гурзуфу. Хотя Гурзуф очень дорог мне, там было замечательно. Там молодость осталась…

Книжка 37 24 сентября — 3 октября 1967 г.

Белград

Командировка на XVIII конгресс Международной астронавтической федерации. Гостиница «Топлиц» на улице 7 июля старенькая, но чистенькая и уютная, 10 минут ходьбы до дворца, где заседает конгресс. Сразу обнаружил, что прожить мне здесь будет трудно. Много лет назад наше Министерство финансов с помощью посольств выяснило, сколько в какой стране командировочному советскому человеку надо денег, чтобы он не умер: на еду, на гостиницу, на транспорт, на связь и т. п. Но шли годы, и сумма эта, естественно, менялась просто за счет изменения курса национальных валют. Не обязательно только в худшую сторону, но менялась.

Гайдары в Белграде: Егорка, Тимур и Ариадна Павловна.

В Париже на суточные я мог жить безбедно, но селился в гостиницах с тремя звездочками. Теперь у меня вполне приличное жилье, но на суточные я могу разве что позавтракать. Тимур[209] в ответ на мои заботы хохочет и утверждает, что он будет рад меня подкормить.

* * *

На бульваре Республики под тёплым синим небом невероятно ласкового сентября четверо русских надрывно спорили о политике. Именно этот никчемный и глупый спор и не давал им почувствовать прелесть этого вечера, вкус белого молодого вина и аромат козьего сыра. Маленький грустный человек принес им засахаренные фрукты — сливы и виноград, запечённые в патоке, и тонкие пластинки ореховой крошки, похожие на ломтики колбасы салями, а они всё говорили, спорили, перебивали друг друга, истязая выдуманными сомнениями свои русские души. Я с грустью смотрел на них, всё ждал, что они оглянутся вокруг и закричат: «Да что же мы делаем, братцы! Посмотрите, как прекрасен мир!..»

* * *

Тимур весёлый, очень подвижный. Всё время занят своей трубкой: или курит её, или ковыряется в ней. Трубки у него от мастера, который делает трубки Жоржу Сименону. Недавно вот так одну он ковырял, а когда проковырял до дырки, заплакал. Работы у него мало: «Правда» предпочитает как бы не замечать Югославию и её попытки найти собственную дорогу в будущее вообще. Ара[210] очень приветлива, но без гайдаровской суеты, мягкая, неторопливая. Если Тимур смеется, то она улыбается. Сыну Егорке — 12-й год. Очень симпатичный, прекрасно воспитанный, явно «мамин» сын. Семья какая-то очень гармоничная.

Иногда, видя, что моя пустопорожняя болтовня с отцом подходит к концу, Егорка подходит и просит, чтобы я ему «постукал», то есть он становится в футбольные ворота, а я должен ему забивать. Поскольку ворота нарисованы на глухой стене дома, мы без конца спорим: был отскок от штанги или не было.

* * *

Засиделись заполночь с Тимуром в баре. Он отвёз меня на угол моей улицы, где движение было односторонним, точно у отеля сгрузить меня было сложно, и спросил:

— Отель свой видишь? Не заблудишься?