Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

На Калемегдане мы с Тимуром и Кавериным полезли на башню, откуда можно рассмотреть в подзорную трубу весь Белград. Был чудесный тёплый вечер, но Каверин озяб, поднял воротник пиджака, а на голову надел носовой платок, как это делают пляжники. В подзорную трубу смотреть не стал, и я снова подумал: «Какой старенький…»

— Устал, — говорил Каверин. — Трудный год был, многих друзей схоронил. Вот заплатят деньги в издательстве, поеду в Дубровники, к морю, погреюсь, отдохну…

Услышав озабоченные речи Гинзбурга, сказал просто:

— А я ничего покупать не буду. Не хочу.

В машине весело рассказывал, как у него в Эстонии полгода назад угнали «Волгу» и до сих пор не нашли…

…Через сорок минут я уезжаю…

* * *

Компания в вагоне-ресторане на грани пения. Четырех плешивых, седых мужиков официантка называет «мальчиками». За соседним столиком военные громко рассуждают о секретных железных дорогах. За другим столиком кричат:

— Монголия! Богатейшая природа! — Но при этом почему-то агитируют друг друга ехать на дальний север…

Ой, как хочется в Москву! Уже Брянск проехали…

3.10.67

Книжка 38 Октябрь 1967 г. — январь 1968 г.

Москва — Киев — Москва

Орден переходящего Красного Знамени.

* * *

Перст судьбы: ещё в детстве разгрыз и съел младенческое зубное кольцо.

* * *

У древних майя только одно преступление каралось смертью: историка, который искажал факты, казнили.

* * *

Вчера был в Музее Советской Армии. Одна мысль не даёт мне покоя. Я понимаю, что фашисты были лучше вооружены, что у них в начале войны было больше пушек, танков, самолётов. Это понятно. Но почему сплошь и рядом в музее сталкиваешься с тем, что в 1941–1943 годах «наши бойцы вели бои с превосходящими силами противника»? Кто мог превзойти нас в живой силе? Ну, пусть не сразу провели мобилизацию. Но ведь это продолжалось не месяц и даже не год.

В 1967 году я не знал, что миллионы наших бойцов попали в плен. — Прим. 2000 года.

* * *

Яблоко, прошуршав в листве, упало на землю. Ньютон поднял его, отер полою камзола и съел. Бросая через забор огрызок, подумал: «Наверное, всё-таки есть это чертово всемирное тяготение, не может его не быть…»

1968 год

Встречал Новый Год в Доме кино. Душно от дорогих духов. Рядом сидят одуревший от славы Зархи[213] и ровно гениальный Сергей Герасимов[214]. Слева — итальянцы. Маленький Де Сантис[215] — самый тихий и незаметный. Крутили чудесные мультяшки Диснея. Уехал в 6 утра.

* * *

Когда хотят сказать, что это хорошо — говорят «обнажённые» ноги, а когда это плохо — «голые» ноги.

* * *

Под рубрикой «Этюды об учёных» напечатал заметку о Рудольфе Дизеле. Пуся[216] всегда внутренне ликует, когда понимает, что он может сделать мне какую-нибудь маленькую гадость. Он со скандалом вычеркнул абзац: «Можно преследовать человека за его бога — он сам выбрал его. Можно преследовать за убеждения — он сам пришёл к ним. Но если ты родился немцем — никакие молитвы богам и никакие клятвы вождям ничего уже не поправят, а разве ты виноват в этом?» Почему (и со скандалом!) он выбросил именно эту фразу? Потому что — антисемит и усмотрел в ней защиту евреев. Лена Брускова рассказывала, что у Пуси есть два списка: редакционных евреев и «сочувствующих». Среди «сочувствующих»: Павел Михалёв (он — грек по отцу), Капа Кожевникова (её муж Иосиф Герасимов — еврей), я (очевидно, потому, что живу в одном доме с Осей Герасимовым).

13.1.68

* * *

22 января исполняется 60 лет Ландау. Еду к нему. Он изменился мало. Так же скрючена рука, один глаз полузакрыт и та же семенящая, мелкая походка. Большую часть времени лежит на своей кушетке. На нем толстая польская ковбойка и синие спортивные шаровары, которые сидят на его искалеченном теле как-то нелепо, жалко. Добротные, цвета желудёвого кофе с молоком, ортопедические ботинки. Говорил односложно, с долгими паузами.

Через несколько дней поехал прочесть ему очерк. Взял Роста поснимать Дау. Рост хотел снять его у окна, Дау капризничал, снимка не получилось. Когда я читал, лицо у Дау было совершенно отрешённое, но слушал он очень внимательно и дважды точно исправлял текст.

Потом мы спустились вниз[217], сидим, разговариваем с Корой[218], вдруг приходит Алёша Абрикосов[219] и начинает рассуждать, какие учёные нам нужны: типа Семёнова или типа Капицы. Рассуждения умозрительны, поскольку Семёнов — теоретик, а Капица — экспериментатор.

Ровно к 13.30 Капица пригласил нас с Ростом позавтракать с ним. Кроме нас за столом — жена Петра Леонидовича Анна Алексеевна и Женя — жена Андрея, сына Капицы. Разговор шёл о процессе над Гинзбургом[220]. Комментируя процесс, Капица сказал: