Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

«Двенадцать дней едешь по той равнине, называется она Памиром, и во все двенадцать дней пути нет ни жилья, ни травы… От великого холоду и огонь не так светел и не того цвета, как в других местах, и пища не так хорошо варится».

«Сорок дней едешь… всё через горы, по склонам гор, да и по равнинам, через много рек и пустынных мест — и во всю дорогу нет ни жилья, ни пастбищ».

* * *

Китайский путешественник Сюань-Цзан писал в 628 году: «Здесь не могут расти ни пшеница, ни фрукты; деревья и другая растительность редки; повсюду дикая пустыня без следов человеческого обиталища».

* * *

Известный востоковед Клапрот сочинил описание вымышленного путешествия по Центральной Азии и ухитрился продать его генеральным штабам двух армий: русской и британской, где эту фальшивку приняли за чистую монету.

В феврале 1838 года английский лейтенант Джон Вуд дошёл до озера Зоркуль. После опубликования его работ французский путешественник Капюс писал: «Вуд первым пронёс свет науки в густые потёмки географии Памира».

С верным другом фотокором Ильей Гричером гостим у пограничников в горах Тянь-Шаня.

В том же 1838 году Пётр Александрович Чихачёв (1808–1890) подал в Императорскую академию наук докладную записку о необходимости энергичного исследования Азии. Ждал 10 лет и с 1848 по 1853 год предпринял на собственные деньги шесть больших путешествий, собрал богатейший материал по геологии и ботанике. Классик в изучении Малой Азии. Писал книги на нескольких языках. Умер во Флоренции.

* * *

«Мысль о посещении этого пространства… преследовала меня с самого приезда в Туркестан» — Алексей Павлович Федченко о Памире.

Кстати, мало кто знает, что погиб он вовсе не на Памире и даже не в Азии, а во время восхождения на Монблан, когда ему было всего 29 лет.

* * *

КПП[73] Туругарт на китайской границе, 4100 метров — самый высокий в Союзе. Ночью не спал: впечатление, что кто-то сидит у тебя на груди и не даёт продохнуть. Тут только 40 % кислорода. Вода кипит при 70 градусах. Доктор запретил солдатам играть в футбол, чтобы сердце не сорвали. Солдаты красят губы женской помадой, спасаясь от солнечной радиации. Тем, кто тут служит, положено дополнительное питание: сыр, молоко, джем, кофе, провиантмейстеры должны предусмотреть особую «раскладку продуктов», но ни фига не предусмотрели.

Ходил с ребятами в Китай: китайский погранпост далеко, километрах в 7, так что формально я был в Китае. Видел тупозов — памирских яков. Существа полудикие, но не агрессивные.

Старшина Минхазитдин Байматов обладает безошибочным чутьём на контрабанду, находит часы в бензобаках, наркотики в автомобильных скатах, золотые монеты, зашитые в шапку. Настолько измучил шофёров, которые ездят в Китай, что те приценивались на предмет купить на КПП расписание, когда Байматов заступает на дежурство.

* * *

«Колбит» — оскорбительное, означающее «нерусский». Никак не пойму: ведь употребляют его русские, когда хотят оскорбить местных жителей, а славянские корни в слове этом не угадываются.

* * *

Погранзастава Туругарт много ниже: 2800 метров. Деревья всё равно не растут. На заставе живут кролик и бычок. Солдаты говорили: «Прошлая зима была тёплая, ниже 44 градусов не было…» Зимой они ходят в масках, так как ветер достигает 34 м/с. В 1960 году на заставе ветром сорвало крышу.

Первый раз в жизни катался на лошади. Нормально. Только разогнаться не удалось: кругом горы.

* * *

Ош не скрылся ещё из глаз, наш УАЗик едва поднялся на горушку, откуда просматривались все его улицы, как Баркош хлопнул в ладоши, УАЗик остановился, шофёр вытащил из багажного отделения ковёр, ящик (!) спирта, и начался пир. Баркош Асанович Асанов — начальник Памирского тракта — увязался с нами, напуганный письмами из автомобильного министерства. Я знал, что пить с ним — и много пить! — всё равно придётся, но не предполагал, что процесс будет развиваться столь стремительно.

Шофёр с фигурой 13-летнего мальчика — хрупкие запястья, детские ладошки, очень молчаливый. Зовут его Базарбек Мамасалиев. Я ещё не разобрался, но, кажется, он таджик, маленький грустный таджик. К нашему пьянству относится, как к солнцу или к горам, то есть никак.

* * *

Каждые примерно сто километров на тракте стоит дом дорожного мастера, каменный, очень добротный дом. Дорожные мастера сообщают друг другу о нашем приближении по телефону. На нас с Ильёй[74] им, разумеется, наплевать, но Баркош — недосягаемо высокое начальство, Баркош гораздо важнее Хрущёва, Сталина и Ленина вместе взятых. Каждый дорожный мастер режет барана, делает плов и устраивает пир в честь Баркоша. Не протрезвев после одного пира, мы вваливаемся в следующий.