Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

Дорожный мастер Музагит Гумиров, 6-я дистанция. Первый снег осенью пристаёт к траве, обвала не будет. Зимой труднее. Снег шёл месяц. На тракте рыли траншеи глубиной в 1,5 метра. «Я первый раз видел такое безобразие природы». Снежные лавины и обвалы — в феврале — марте. У Музагита — 7 детей. Трое в интернате. Старшая дочка учится в медицинском училище в Джалал-Абаде, старший сын — в армии, младший — Рашид — нынче пойдёт в школу.

* * *

Серпантины дороги на теле горы почти не видны, так, некий штрих-пунктир. Только когда по ним идут машины, можно определить вероятное направление их будущего движения. Кызыл-Арт — Красный перевал. Ветер дует тут всегда в одну и ту же сторону. Высота 4280 метров. Раздувается живот. При ходьбе начинаешь задыхаться. Дорожный мастер Джоруп Чииров — белозубый, загорелый, коренастый, походка вразвалочку, как у моряка. В доме у печи — шкура архара. Высоченная, чуть не в рост человека, кровать с многочисленными перинами и подушками. Четыре тома Ленина на киргизском языке. Назвать прочитанные работы Джоруп не может: ему не хватает русских слов. С помощью Баркоша выяснил, что читал он «Детскую болезнь левизны в коммунизме». Приёмник на батарейках, которые привозят из Сары-Таша.

В детстве Джоруп пас тупозов — памирских яков, полудиких животных, которые даже волков не боятся. В 16 лет остался сиротой. В тот год (1945) был очень большой снег, и весь скот подох…

Сегодня у него самый тяжёлый участок на всём Памирском тракте: 54 км, из них 15 км — перевал. 5 серпантинов. Бураны продолжаются неделями. Бульдозер не может сдвинуть такое количество снега. В 1956 году из Хорога пришлось привезти взрывников, которые рвали снег. Работать лопатой на высоте 4280 метров очень тяжело: привыкнуть к разреженному воздуху человеческий организм не может[75].

* * *

По ровной дороге на тракте разрешённая скорость — 45–50 км/ч. На мостах — меньше 10 км/ч.

* * *

Самая унылая земля, которую я когда-либо видел — пустыня Маркансу. Здесь погибали целые караваны верблюдов.

* * *

Колхоз «Каракуль» — сразу за пустыней Маркансу. Озеро Каракуль поражает дикостью и безжизненностью. А тут люди живут, дети. Глинобитная школа, старенькие парты. У первоклассниц медные серёжки.

Пальчики в чернилах. Шёлковые и плюшевые халатики. Когда пишут, шепчут про себя. Русский язык вроде бы знают. Сегодня первый раз писали слово «космос». Знают, кто такой Гагарин. Но они не знают, как выглядит дерево. Учитель был сильно навеселе, и большую часть урока я расспрашивал ребятишек об их жизни. Потом спросил: «Кто хочет стать Гагариным?» Все, кроме одной девочки, подняли руки. «А ты кем хочешь стать?» Она улыбнулась и сказала: «Я хочу стать Титовым…»

Книжка 19 Май — ноябрь 1962 г.

Памирский тракт — Хорог — Ош — Фрунзе — Москва — автомобильное путешествие по Украине и Прикарпатью — Москва — т/х «Феликс Дзержинский» — Одесса — Констанца — Варна — Стамбул — Пирей — Афины — Александрия — Каир — Луксор — Долина царей — Мемфис — Саккара — Гиза — Одесса — Москва

ГЭС на реке Аксу — самая высокая в Союзе: 3650 метров.

* * *

Утром в ущелья спускаются нежные, полупрозрачные облака. Лучи солнца приводят их в движение, они поднимаются вверх и тихо тают, открывая серые, застывшие водопады каменных оползней. Облака тут плывут не над нами, а мимо нас. В Джилинды впервые на тракте увидел робкие деревца тала.

* * *

В пионерлагере было так весело, так много смеялись, что у детей загорели дёсны.

* * *

В Хороге познакомился с контрразведчиком майором Амаршо Ахмедовичем Афгановым. По-таджикски «афган» — «шустрый». Ему 41 год. Рассказывал мне о Рахманкуле Джапаркулове. Таджик, 58 лет, 6 жён. В 1925 году был членом местного совета, а в 1927-м ушёл с басмачами. Родственные связи в 40 хозяйствах. Живёт в Афганистане. Считается князем всего афганского Памира. Депутат Меджлиса четырёх созывов, профессиональный разведчик. Каждое лето ставит в долине Аличур в 3 км от нашей границы богатую белую юрту. Организовал банду, которая заходит на нашу территорию. Выходят на тракт, грабят колхозы. Убили трёх офицеров. Вокруг белой юрты вьются немецкие и японские «специалисты по шелкопряду».

— Мне его портрет не нужен: я знаю все его шрамы, знаю, какие морщины появились на его лице, знаю, какую одежду он любит…

Я сказал Амаршо, что напишу об этом долгом молчаливом противостоянии. Он засмеялся:

— Ничего у тебя не выйдет, вот посмотришь…

Майор как в воду глядел! Материал я написал, но цензура КГБ в Москве его «зарубила».

* * *